Василий Цаголов - Набат

— Я?! — только и смогла произнести Дунетхан, чувствуя, что у нее не хватает дыхания: она растерялась.

— Ты, конечно, ты… У меня для тебя радость, Дунетхан. Письмо от Асланбека пришло. Прости, раньше тебя прочитал. Молодец он у тебя.

— Ой, — невольно вскрикнула женщина.

Прижала письмо к сердцу, заплакала.

Давно стихли шаги бригадира, а она все еще стояла завороженная, шептала:

— Родной мой…

Села к столу, выкрутила фитиль в лампе, стала читать:

«Здравствуй, нана. Сначала о себе. Все хорошо, не беспокойся. Учусь воевать. Трудно, но привыкаю. Жаль, что не встретил Буту. Напиши мне, что нового в ауле, нет ли писем от Буту, братьев моих? С тем до свидания. Передай приветы всем. До скорой встречи, Асланбек».

Сложила треугольником письмо, нежно погладила горячей ладонью, поднесла к губам, поцеловала.

Ночью прошел дождь. Чтобы не сорваться вместе с конем с мокрой крутизны, Тасо отправился в райцентр пешком. На рассвете он добрался туда, но едва вступил в улицу, как почувствовал слабость.

Очнулся уже на земле у канавы. Попытался встать, но не смог.

Пополз на четвереньках.

Надо!.. Все труднее дышалось. Опустил лицо в ручеек. Как он журчит весело! Ему нет дела до войны.

Умылся… Пил жадно, большими глотками. Как будто вновь родился на свет. Переполз к дереву, обхватил ствол руками, отдышался.

«Встать!» — приказал он себе.

Встал.

Услышал рядом с собой чей-то голос.

— О, хороший человек, что с тобой?

— Помоги, — простонал Тасо и упал.

— Тасо! Это ты?

Успел шепотом сказать:

— В райком…

С помощью колхозного возчика вошел в райком. В приемной секретаря никого не было, и он решил: или опоздал, или Алибек что-то недопонял. Вот передаст деньги и зайдет в больницу. Только бы не закашлять. Першило в горле. Пожалуй, пешком ему не добраться домой. Попросить бы коня. А у кого? Опустился на стул и почувствовал боль во всем теле, поднял глаза на возчика, перевел дух.

— Спасибо, езжай.

— А ты… Как оставлю тебя?

— Ничего, спасибо тебе еще раз.

— Ну смотри, — проговорил возчик. — Эх-хе…

Не успел Тасо сесть, вытянуть ноги, как открылась обитая дверь и появился дежурный по райкому.

— Здравствуй.

Тасо попытался привстать, но не смог. Дежурный пожал ему руку:

— Что с тобой?

— Ничего.

— Ты весь позеленел.

— Две ночи не спал.

— А-а, ну мы тоже забыли, что такое сон.

— Цахкомцы деньги прислали, кому сдать?

— Утром будет митинг, там и внесешь… Надо, чтобы видел народ.

— А я спешил…

— Доложу секретарю, что ты пришел раньше всех, — дежурный закурил, — бюро только недавно закончилось. Сколько собрали?

— Тридцать три тысячи пятьсот пятьдесят.

— Сейчас посмотрим, — порылся в бумагах. — В два раза больше контрольной цифры.

Кивнул Тасо.

За наружной дверью послышались тяжелые шаги. В приемную вступил худощавый мужчина невысокого роста, снял кепи, обнажив лысину, он долго тяжело дышал, затем, осмотревшись, произнес:

— Здравствуйте.

Поискав глазами, на что бы сесть, опустился на стул у окна. Дежурный выжидающе смотрел на него, пытаясь угадать, кто он и с чем пожаловал.

— Беженцы мы. До партийного секретаря мне.

Дежурный соображал: беженцы? Откуда они здесь?

— Целый месяц день и ночь идем. Когда добрые люди подвезут, а больше пешком. Не думали, что останемся живы. Бомбит, проклятый, дороги, все живое поливает свинцом.

Услышав о немцах, дежурный сразу пришел в себя и исчез в кабинете секретаря.

С нескрываемой неприязнью оглядел Тасо беженца: «На его земле враг, а он бросил все и убежал».

— Отсюда куда побежишь? — спросил он беженца.

Тот вначале опешил, в больших глазах мелькнуло удивление, а когда пришел в себя, двинулся на Тасо:

— Больные мы, понял? Больницу разбомбило…

— Ну и что? — понизил голос Тасо.

— Немцы хватают всех и закапывают живьем! Может, ты свалился с луны? Или ты хочешь, чтобы я увел назад этих несчастных детей? — беженец мотнул головой в сторону окна, и, схватившись рукой за сердце, снова тяжело опустился на стул. — Ты думаешь, я трус? Что ты взъелся на меня! — простонав, упал грудью на подоконник.

Отвернулся от него Тасо, посмотрел в окно: в палисаднике сидели в разных позах человек десять.

Из кабинета выглянул дежурный, торопливо пригласил:

— Товарищ, зайдите.

Поднимался беженец тяжело, и Тасо невольно задержал на нем взгляд: «Э, да он совсем старый. Нехорошо получилось, поторопился я обидеть человека».