Василий Цаголов - Набат

— Партийный билет мне вручила партия, она и возьмет, если найдет виновным в чем-нибудь.

Тасо быстро приблизился к Барбукаеву:

— Партия, а не ты. Запомни!

Застегнул Тасо кожанку: «Никогда не откажусь от сына, не верю, чтобы предал меня, отца. Отдал бы я жизнь, только бы увидеть его своими глазами». Тасо посмотрел на прокурора, председателя райисполкома. Почему они не высказались?

— Конечно, за сына вы не отвечаете, — несколько смягчился Барбукаев. — Никто не собирается вас судить за него. Мы получили письмо…

— Кто?

Тасо взялся за спинку стула.

— Написал кто?

— Пока секрет.

— Ясно! — произнес с нажимом Тасо. — Эх вы…

— Прекратите! — закричал Барбукаев.

— Вот так! — не скрывал своего торжества Тасо.

Он всегда критиковал секретаря. И это ему теперь не пройдет даром. Ничего, вот не подтвердит обком решение бюро райкома, тогда он поговорит с Барбукаевым с глазу на глаз.

— Если окажется, что мой сын воюет или сложил честно голову, тогда как? — твердо сказал Тасо.

— Как бы там ни было, а доверие вы потеряли! Вдумайтесь только. А завтра сгорит аул? Вы не поджигали. Еще бы! Но вы прозевали, может быть, диверсию! Это факт, — Барбукаев развел руками: — Судить вас надо!

Резануло Тасо по сердцу, опустил голову.

— Судите! С восемнадцатого года мне доверяли… партия, не такие, как вы!

Не видел Тасо, как прокурор пожал плечами, что-то тиха сказал председателю райисполкома.

— Поступило одно предложение об исключении, — Барбукаев постучал карандашом по столу. — Кто за это предложение?

Тасо не поднял головы.

— Одну минутку!

В углу встал заворг, прошел через весь кабинет.

— Давайте поручим персональное дело товарища Сандроева…

— Ясно! — прервал его Барбукаев, сердито посмотрел.

— С вами у меня будет отдельный разговор. Голосуют члены бюро.

Не оторвал Тасо взгляда от пола, пусть принимают решение, которое сочтут нужным. Вот так! А он не знал прежде, что заворг может возразить Барбукаеву.

— «За» четыре, — объявил Барбукаев. — Против? Двое. Значит, двое… Так, так.

Тасо уперся рукой в стол, оставил стул.

— До решения обкома вы в рядах большевистской партии, и мы хотим посоветоваться с вами. Кого можно назначить на ваше место? — Барбукаев пристально посмотрел на Тасо.

— Подумать надо, — проговорил дрогнувшим голосом Тасо.

— Как вы сказали? — спросил Барбукаев и подался вперед. — Выходит, нет в ауле достойного человека?

— Разве я так сказал?

— Так получается! Во всем Цахкоме один только Сандроев… честный, преданный.

— Эх, Барбукаев, Барбукаев, — проговорил Тасо.

— Я предлагал в свое время Джамбота.

Барбукаев расстегнул воротник:

— Преданный, с головой!

— Нет! — тяжелый кулак Тасо лег на стол. — Он… Вот кто чужой человек!

— Видите, как он думает о людях! — Барбукаев обвел взглядом членов бюро. — А Джамбот на фронте.

— Я бы до обкома дошел, — заявил Тасо. — Смеяться бы стали над нами, никто за ним никогда не пойдет!

— Напрасно тебя столько лет держали в партии.

Прокурор придвинул к себе свободный стул:

— Зачем же вы так? У нас нет никаких доказательств…

— Какие еще факты нужны вам?

Секретарь райкома резко повернулся к прокурору.

— Надо прежде найти виновника, что же касается автора письма, мы с вами не видели его в глаза, — спокойно ответил прокурор.

— Достаточно анонимного сигнала, потом из части пришло извещение. Он исчез на фронте и объявился в горах! — горячился Барбукаев.

— Это еще надо проверить!

Прокурор раскачивался на стуле.

— Допустим, сын коммуниста совершил преступление, о котором мы узнали из письма, пока анонимного. Ну и что? У вас нет другого материала.

— Сейчас не время…

— По-моему, вы возбуждены.

Прокурор встал:

— Решать судьбу старого коммуниста, нашего товарища так легко… Я против! Он не отвечает за поступок сына, и за пожар… В такой мере.

— Мы исключили его, — сказал Барбукаев. — Большинством голосов, между прочим. Значит, вы и заворг открыто поддерживаете его? — с нажимом спросил.

— Да!

— Я давно…

— Вы забываетесь, — резко прервал его прокурор.

— Хватит! — Барбукаев бросил на стол коробок со спичками.

— Я поддерживаю прокурора, — сказал председатель РИКа. — Тасо — это совесть районной партийной организации, а мы по чьему-то злобному письму…

— Почему только по письму? А кошары? Он опозорил партию! — воскликнул Барбукаев.

— Таких, как ты, я в гражданскую пускал в расход, — Тасо презрительно посмотрел на него.