— Первые месяцы вы заработаете больше, чем раньше получал Коноплев. Забойщиком он сразу не стал, ему пришлось долго учиться, а вы овладеете специальностью быстро. Ну, день-два сходите на пару с каким-нибудь товарищем, он вам покажет участок, освоитесь — и пожалуйста!
— Принимаю ваши условия. Секретарь, вы еще не бюрократ! Я буду часто заходить к вам, и с первой получки мы выпьем. Я здорово себя чувствую и доверие ваше оправдаю! — Потап Ломтев что было силы пожал руку секретаря, спросил, у кого брать приемный лист, и когда секретарь, написав что-то, подал ему бумажку, кинулся в отдел кадров.
5
Первые два дня Потап Ломтев ходил на работу с пожилым хмурым шахтером, который обучал его мастерству насыпщика и знакомил с шахтой.
Наслушавшись всяких страстей о шахтерской профессии от Петьки, Потап с любопытством и страхом рассматривал торчащие глыбы породы из-под затяжек, с боязнью входил в темноту штрека и незаметно, таясь от своего учителя, крестился. В кромешной темноте шахты на него находила суеверная блажь.
В поведении, внешнем виде Ломтева было много поводов для насмешек. Стараясь удивить всех своей ученостью, он все время путано приводил цитаты из политэкономии. Часто шахтеры подтрунивали над огромными ботинками Ломтева. Когда Потап шагал на участок за своим учителем, он был похож на маленького утенка, обутого в ласты.
— Эй, малыш, зачем в шахту на лыжах приехал? — кричал кто-нибудь из шахтеров.
Ломтев останавливался, напыжившись, обзывал обидчика «Торичеллевой пустотой», стукал себя по фибровой, просторной каске.
— Чего ты со всеми связываешься? — спрашивал недовольно насыпщик.
— Я вот кому-нибудь намну хребет, так они успокоятся! — грозил Потап.
— Ты вот меньше языком мели. Так вот когда-нибудь отстанешь, попутает черт или Шубин в завал утянет. Где ботинки, которые тебе дали со спецодеждой? — вышел из себя насыпщик.
— Домой отослал, — потупил взгляд Потап , — все равно они быстро б изорвались, а эти прочные. Там у меня в деревне братан в них к девкам на улицу будет ходить.
— Тьфу! — сплюнул насыпщик. — Ну и жмот ты, паря! Ведь пять лет прошло с тех пор, как война кончилась, а ты все жадничаешь. — Больше до последней смены Потап не слышал от него ни единого слова.
Работа у Потапа не ладилась. Люки были высокие, и ему приходилось все время из-за своего маленького роста залезать на вагон. Делал он это неумело, попадая под вентиляционную струю с пыльной стороны. От колючей угольной пыли перехватывало дыхание, кололо в ноздрях, першило в горле и слезились глаза. Потап чихал, кашлял, тер глаза, вызывая острую резь. Временами ему хотелось бросить все, расплакаться и пойти на-гора. Но в такую минуту перед глазами возникала ухмыляющаяся рожа Петьки Коноплева: «А в забое, думаешь, легче?», скорбное лицо матери: «Эх, сынок, никуда-то ты у меня не годишься», возникал и комсомольский секретарь с напутствующим жестом: «Смотри, Потап, не подведи!»
Потап отплевывался, втягивал голову из-под пыльной струи и, увидев через несколько вагонов от себя под светом машины насыпщика, который спокойно и ритмично то открывал люк, то закрывал, насыпая один вагон за другим, принимался снова за работу. «Я тоже не лыком шитый! Я вам покажу!» — кому-то грозил он.
На другой день горный мастер, распределяя наряды, выкрикнул:
— Ломтев! Насыпщик Ломтев!
Потап стоял совсем рядом с горным мастером, но мастер продолжал выкрикивать.
— Это я! — заявил Потап, напыжившись, выставив вперед грудь.
— А, вот где ты. Насыпать сегодня пойдешь сам, пора переходить на самостоятельную работу. Сумеешь?
Потап с презрением посмотрел на своего учителя: «Специально отказался от меня. Вон и Петька Коноплев ему ухмыляется, рожа рыжая!»
— Ну, что молчишь, Ломтев?
— Я-а! Был бы порожняк и уголь. Шесть партий за смену!
Петька Коноплев протиснулся между шахтерами и ущипнул Потапа:
— Остепенись! И так смеху хоть отбавляй! Насыпщик говорит, что ты один не справишься. Сегодня доставщик заболел, так начальник поэтому хочет забрать твоего напарника. Откажись...
— П-пшел, рыжий, знать тебя не хочу!
— Не хочешь, ну, ладно...
«Сегодня надо как следует поработать, — размышля Ломтев, шагая на участок, — если я выполню две нормы — хорошо заработаю, три — здорово! К концу месяца у меня будет приличная сумма. Сотню отошлю матери...
Он так увлекся подсчетами, что даже не слышал, как в клети топтались по его огромным ботинкам, не слышал, как кто-то из шахтеров, обгоняя, щелкнул его по каске.
Читать дальше