Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

— Я спрашиваю тебя потому, что я работать сюда приехал. А в деревне как в деревне. Мне матери надо помочь...

— Работать в забой приехал? Брось ты, Потап, шутить. Это тебе не птиц в лесу ловить. Видишь, какие у меня плечи, и то иной раз не выдерживаю, и что у тебя за гонор такой...

— А я выдержу... Ты мне только расскажи, с чего начинать надо? — пропустил мимо ушей Потап замечания Петьки.

— Да кто тебя в забой возьмет? Ты видел отбойный молоток? Он больше тебя размером. Пошутил и будя!.. Давай о деревне, как там жизнь на родине!..

— Петь, ты только расскажи мне, как кореш! — Потап взял тяжелую в ссадинах руку друга и по-детски заглянул ему в глаза.

Коноплев отвел взгляд.

— Петь, мы же еще и друзья с тобой. Те книги, что ты мне подарил, я наизусть выучил. — И Потап стал вспоминать выдержки из политэкономии. Коричневые глаза с темными от угольной пыли ресницами Коноплева удивленно расширились:

— Тебе надо не в забой, а в институт с такими способностями.

— И тетка мне так говорила, но какой институт. Ты же знаешь, у меня одна мать работает, братья все малолетки. Помогать надо. Мне во как им помочь надо! — Потап провел ребром ладони по горлу. — Чтобы они...

Коноплев ухмыльнулся:

— Помощничек... Пошли в нарядную шахты, я покажу тебе все, и устраивайся сам. А поскольку мы с тобой кореша, зайдем сначала в столовую, пожуем чего-нибудь.

Прошло несколько дней, и дружба между корешами стала переходить во вражду. Над низкорослым, заковыристо разговаривающим Ломтевым подтрунивали почти все. В шахту его не брали даже путевым. Коноплев стеснялся просить за Потапа, чтобы его взяли на работу. Старался отделаться от земляка. Потап обошел все нарядные участков, и нигде его не взяли.

«Куда же мне теперь? — думал Потап. — Домой нельзя, если опять к тетке? — И вдруг он вспомнил: — Схожу в комитет комсомола!..»

За длинным столом в комитете комсомола сидел остроскулый глазастый парень.

— Секретарь, походатайствуй перед начальством, помоги устроиться на работу! Я ведь не просто так!.. Что я уехал трудиться на шахту, об этом вся деревня знает! И земляк мой у вас работает! — ошеломил натиском остроскулого парня Потап. Тот минуту помолчал, разглядывая простены, и кивнул на стул, пригласил:

— Садитесь.

Потап сел, а секретарь задумчиво тер рукой гладко выбритый подбородок, продолжая с интересом рассматривать Потапа. В это время в комитет и влетел Петька Коноплев:

— Ты уже здесь?.. Ничего не получается, земляк. Хил ты для забоя!.. Пойдем-ка, я провожу тебя на вокзал. Поедешь домой и попутно прихватишь мой овчинный тулуп. Здесь он мне ни к чему, а в деревне сгодится. Пойдем, пойдем, — потянул он за руку Потапа.

— Петька, убирайся отсюда! — закричал тот. — Все равно не повезу твой тулуп. Брошу его под колеса поезда!

Секретарь посмотрел на Коноплева:

— А почему бы, Коноплев, не попросить твоего начальника?

— Да вы посмотрите на этого чудака, он же непременно забойщиком хочет быть. — Петька расхохотался, а Потап почему-то вспомнил свой отъезд с теткой из деревни, рассказ шофера о Микеше и закричал:

— Что, рад, что вымахал с геркулеса! Тебе нравится издеваться надо мной! Ну, смотри, а то получится как с Микешей твоим...

Петька замолчал и с удивлением уставился на Потапа, он не знал, что там «получилось» с Микешей.

— Ну, ладно, Коноплев, я поговорю с вашим земляком наедине, — вмешался в разговор секретарь.

Петька вышел с недоуменной миной, соображая, к чему это Потап упомянул его родственника Микешу.

— Я помогу вам, — сказал секретарь, когда широкая спина Коноплева скрылась за дверью, — не обязательно забойщиком работать, если приехал на шахту. Почетны и другие специальности, насыпщик, например.

— Что это за профессия такая? — насторожился Потап, подозревая, что и этот хочет усомниться в его полноценности.

— Уголь из люков в вагоны насыпать.

— А где я буду насыпать — под землей или на поверхности?

— В шахте, так же как и ваш земляк.

— Он, значит, будет рубать, а я насыпать?.. Нет, секретарь, Коноплев этот, когда мы ловили птиц, у меня в подручных ходил. Да если он напишет в деревню, меня засмеют. А он обязательно начнет выхваляться перед своей матерью...

— Но здесь ничего нет смешного, никакого повода для смеха.

— Если, конечно, вы говорите правду... что нет повода... А сколько там платят? — с обреченным видом допытывался Потап, надеясь хоть на какую-то справедливость и понятливость секретаря.