Я с трудом встал, подошел к двери. Кружилась голова, подташнивало, все тело ныло тягучей болью.
— Чего надо? — крикнул я, подбадривая себя криком, а сам подумал: «Может, уже Слюдянка?»
— Немедленно открыть! Комендантский патруль! — донеслось из-за двери.
Я замешкался.
— Исполнять! — приказал голос.
Я вытащил из скоб примерзлый засов и, поднатужась, отчего боль прихлынула к голове горячей волной, отодвинул заскрипевшую дверь в сторону. Белыми клубами ворвался морозный воздух, принес запах горелого каменного угля, сена, жилья и в один миг слизнул остатки тепла в вагоне. Я увидел тусклый огонек в окне длинного приземистого здания и молчаливые черные дома за ним. Поезд стоял на какой-то станции, но это была не Слюдянка.
— Кто такой? — услышал я строгий голос.
В вагон уже забрался кто-то ловкий, в белом полушубке, перехлестнутый крест-накрест новенькими поскрипывающими ремнями, и ослепил меня фонариком. Я понял — он и есть комендант. За ним влезли два солдата и втянули за собой еще кого-то, какую-то маленькую закутанную фигурку.
— Раненого везу, — ответил я, проморгавшись.
— Кто раненый? Ты раненый? — не понял лейтенант. Комендант оказался лейтенантом — я рассмотрел на его плечах новенькие погоны.
— Где это тебя? — Он кивнул на мою замотанную грязным вафельным полотенцем голову.
— Не меня. Вот его.
Я показал на Вальку. Комендант направил луч фонарика на него.
— Куда везешь?
Коротко я рассказал, кто я, кто Валька, что с ним случилось и куда я его везу.
— Врача надо, товарищ лейтенант. Укол бы какой сделать. Плохо ему.
— Врача у меня нет. Медсестру могу прислать, — пообещал лейтенант, поглядывая в темный угол вагона, где смутно виднелись развешанные водолазные рубахи. Они были похожи на висельников, и офицер с хмурой заинтересованностью смотрел на них.
— Как повешенные, — высказал общую мысль один из солдат.
— Что это такое? — спросил комендант и в своем любопытстве стал совсем мальчишкой. Как ни строжился лейтенант, как ни хмурил брови, как ни придавал твердости голосу, а и на глаз было видно, что зелен он еще, может, чуток постарше меня.
— Водолазные рубахи, — ответил я, чувствуя даже некоторое превосходство над комендантом.
— А-а, — протянул лейтенант, но по голосу было слышно, что не понял он до конца — что же это такое, водолазные рубахи, но вида подать не хочет. — Кроме вас, тут — никого?
— Никого.
— Подсажу я к тебе пассажирку. Веселее ехать будет, — подмигнул вдруг лейтенант, и на курносом, круглом и румяном с морозу лице его появилась плутоватая мальчишеская улыбка.
— Нельзя, — ответил я. — Военный пост.
— Я — комендант. Ты не понял? — построжал лейтенант. — Исполнять приказ!
— Нельзя товарищ лейтенант, — уперся я. — У меня здесь водолазное имущество.
— Какое? — переспросил он.
— Водолазное.
Комендант хмыкнул, но я почувствовал его неуверенность. Видимо, это странное имущество смущало офицера. Он опять осветил фонариком темный угол, где висельниками серели водолазные рубахи с растопыренными рукавами и штанинами. На Мысовой работали две водолазные станции — вытаскивали затопленные у берега бревна. Работу свернули, и в теплушку было сгружено все снаряжение, а мне было приказано доставить его в Слюдянку.
— Она только до Иркутска.
— В Слюдянке нас отцепят, — не сдавался я, хватаясь за последнюю возможность повлиять на неумолимого коменданта. Уж больно мне не хотелось связываться с этой пассажиркой.
— Дальше она другим поездом поедет, — сказал офицер и строго поставил точку на нашем разговоре. — Исполнять!
— Есть!
— Гляньте-ка, товарищ лейтенант, — шепотом произнес пожилой солдат и показал рукой в другой угол. Там, будто отрубленные головы, лежали на полу два водолазных шлема и стеклянно блестели иллюминаторами.
Офицер и солдаты молча уставились на них.
— Это шлемы, водолазные, — снисходительно пояснил я.
— Как в покойницкой, — вздохнул солдат. — Такое приснится…
Обстановка действительно была — нарочно не придумать: в углу висели безголовые висельники, а на полу, будто отрубленные, валялись головы; Валька в бинтах, я замотан в вафельное полотенце. Веселая картинка!
— Ну, все! — решительно заявил комендант и шагнул к двери. — Она остается здесь!
Он ткнул рукой в сторону тихо стоявшей закутанной фигурки и, ловко соскочив вниз, обернулся и крикнул строго:
— Гляди, не обижай!
И погрозил рукавицей с одним пальцем. Такие рукавицы шили для фронта, чтобы удобнее было стрелять, не снимая их на морозе.
Читать дальше