Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Жокен видел, что происходило на вершине холма. Смиряя себя, боясь совершить непоправимое, он задержался на реке.

Саяк тем временем вернулся в комнату, где лежали его вещи. Он присел на стул у окна и глубоко задумался: «Жамал смотрит на меня как на свою опору, но в силах ли я защитить ее? Нельзя уехать, не поговорив с ней».

Вдруг в комнату ворвался Жокен.

— Ну, слепой, когда я от тебя избавлюсь? — задыхаясь, спросил он. — А теперь ты зачем пожаловал?

— Попрощаться…

— С моей женой?

— Да.

— Я видел, как вы обнимаетесь среди бела дня на глазах у людей, на глазах моей дочери. Бессовестный ты!

— Я этого не делал.

— Тогда почему ты не оттолкнул от себя мою бесстыжую жену?

— Как же я мог ее оттолкнуть, когда я ее люблю.

— Что?

— Давно люблю.

— С каких пор, несчастный?

— С детских лет.

— А она?

— Не знаю… Но любит меня или нет, я не дам тебе, Жокен, издеваться над ней.

— Уезжай, пока не поздно.

— Не беспокойся, уеду, когда придет срок. Я еще должен поговорить с Жамал.

— Она не будет с тобой разговаривать.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что она моя жена! Саяк, не выводи меня из себя. Еще немного, и я убью вас обоих. Хочешь жить — уезжай.

Жокен вышел из комнаты, хлопнув дверью так, что задребезжали стекла. Спустя несколько минут со двора, где была летняя кухня, донеслась ругань Жокена, тупые удары, звон разбитой посуды. Отчаянно закричала Алима.

Саяк, протянув вперед руки, торопливо выбрался во двор, стал кричать, зовя своих спутников:

— Спасите женщину!

Молодые люди подбежали к двери летней кухни, откуда неслись крики Алимы, стали стучать кулаком в дверь:

— Откройте!

Приземистый толстяк шофер поднажал плечом и вместе с дверью влетел в кухню.

Жокен нашел жену на кухне. Она готовила ужин.

— Этот слепой любит тебя!

— Да? — спросила она, глядя Жокену в глаза.

— Он мне сам сказал.

— А мне он пока ничего не говорил.

— А ты хотела бы услышать такое?

— Не знаю, мне еще не приходилось думать об этом, не было причины.

— А если она появится?

— Тогда я сама буду решать, без твоей помощи.

Жокен, привыкший к рукоприкладству, не мог простить ей такую дерзость. Он схватил Жамал за косы и сильно дернул, обругал, но бить не решался. После того случая, когда он до полусмерти избил жену и она оказалась в больнице, его допрашивали в районной милиции, и он спасся тем, что Жамал не подписала протокол.

Жамал, стоявшая у плиты, схватила шумовку и ударила Жокена по лбу. В это время и ворвались молодые люди, приехавшие с Саяком.

— Нельзя, нельзя! Уходите отсюда! — закричала Жамал. Она сама хотела постоять за себя…

До вечера Жокен бродил по двору и саду, выглядывал на улицу: не идет ли Саяк? Но тот словно в воду канул. И тех, кто приехал с ним, не видно. «Наверно, Саяк повел их к своим приятелям», — решил Жокен.

В полночь, когда Жокен наконец уснул, Жамал вышла из дома. Грузовик, на котором приехал Саяк, стоял невдалеке от ворот. Она заглянула в кабину, в кузов — ни Саяка там, ни его спутников. Перед ней таинственно светился облитый лунным светом лес. «Где же ему быть теперь, как не там!»

…Она знала лесную тропу, по которой чуть не целый год ходил Саяк, и теперь шла по ней.

Саяк медленно шел по лесной тропинке. Ночь была прохладной, тихой, и листья не шелестели, а лишь чуть вздрагивали, словно со сна. И в глубокой живой тишине медленно растворялись и осторожные голоса ночных птиц, и доносящееся из далеких предгорий ржание дерущихся жеребцов. И растворялись в ней сомнения и тревоги Саяка.

Он знал, что теперь надо делать и о чем говорить с Жамал. Нельзя оставаться ей с Жокеном. «Заберу ее в город, найду жилье, помогу деньгами. Она молодая, прекрасная женщина. Еще не поздно ей начать все заново. Найдется, обязательно найдется человек, который полюбит ее».

Саяку вдруг захотелось сойти с тропы, спуститься по крутому склону, и он шагнул в сторону, настороженный, внимательный, протягивая вперед свою палку, чтобы не натолкнуться на колючий кустарник. Склон становился все круче и круче, все труднее было на нем держаться. Но подстерегающая опасность и ничем не оправданный риск впервые в жизни радовали Саяка, и он тихо пел, обнимая деревья, прижимаясь щекою к шершавой и теплой, хранящей дневное солнце коре.

Внизу, вытекая из скалы, бился родничок, звуки его становились все отчетливей. Саяк знал этот родник. Еще немного, и он доберется до него, а там тропа… Вдруг оборвалась ветка, за которую слепой ухватился, и он упал почти у самого родника, больно ударившись ногой о камень. И тут же тишину разорвал тревожный женский крик: