Владимир Федосеенко - Дубовая Гряда

— Тебе нехорошо, страшно, но ты не плачешь,— ска­зал, подходя ближе, подполковник.— Покажи руки.

Володя протянул обе ладони.

— Откуда мозоли?

— Торф копал.

— А где твой отец?

— На войне.

— Наверное, в плену, как и ты.— Офицер свистнул собаке и направился к выходу, приказав напоследок: — Ты умеешь работать, возьми веник и подмети пол.

Вокруг стола валялись окурки, клочки бумаги. В уг­лу стояла большая коробка. В ней оказались сухие хлеб­ные корки и обрезки сыра. Обрадовавшись, паренек на­бил ими полный карман. Покончив с мусором, он выгля­нул из ворот и крикнул:

— Господин офицер, я все сделал!

Снова скрипнула дверь закутка, громко стукнула под­першая ее молотилка...

На четырех человек хлебных корок оказалось мало­вато, но пленные были довольны, что все обошлось хо­рошо.

— Почаще бы тебя вызывали на такую работу, — ска­зал боец с простреленной рукой, дожевывая последний кусочек своей доли.

Разговор не клеился: Каждому больше хотелось слу­шать других, чем говорить самому. Щели в двери посте­пенно темнели, топот за стенами начал утихать. Навер­ное, близился вечер.

— Когда спишь, есть не так хочется,— сказал быв­ший колхозник и, повернувшись на бок, потихоньку засо­пел.

А у Володи из головы не выходила мысль: как убе­жать? Что, если еще раз попроситься сходить по воду да и спрятаться где-нибудь в деревне? Но в каждой избе — немцы. Из гумна не выползешь: днем и то стоят часо­вые. Так ничего и не придумав, юноша тоже забылся в тяжелом сне.

Вдруг недалеко от гумна раздался сильный взрыв. Даже в закутке, словно в кузнечном меху, всколыхнуло затхлый воздух. Из оконца вышибло солому.

Четверо пленников сразу проснулись: что это? А че­рез минуту — еще взрыв! На дворе, в густом синем сум­раке, метались солдаты, ржали лошади, ревели моторы автомашин. А снаряды, один за другим, ложились все ближе.

— Наши бьют. Из тяжелых,— тихо сказал боец, ра­ненный в шею.

Кто-то крикнул:

— Бежим отсюда!

Володя первый нажал плечом на дверь и очутился в гумне. За ним выскочили остальные.

Снаряды рвались уже на околице деревни. В огоро­де ярким пламенем полыхал грузовик, и от этого возле гумна было совсем темно.

— По картошке и — в лес! — скомандовал бывший колхозник.— Там я дорогу знаю.

Труднее всех пришлось бойцу, раненному в шею. Но­ги его путались в высокой ботве.

Неожиданно позади послышался крик:

— Рус! Хальт! Цурюк!

Володя рванулся было бежать, но вдруг увидел ав­томобиль, стоящий на картофельном поле. Машину, оче­видно, только что пригнали из деревни, потому что днем ее здесь не было. Парень круто повернулся и первый за­шагал навстречу немецкому солдату. Гитлеровец со все­го размаху ударил его автоматом в спину и направился к другим. Послышались глухие удары, стоны. Трое вер­нулись в закуток. Через несколько минут туда явился тот самый немец и приказал забрать тяжелораненого бойца. Красноармеец потерял сознание, и его пришлось нести на руках.

Вскоре взрывы утихли. В клети пахло горелой рези­ной. Все сидели молча, потеряв надежду на освобожде­ние.

За стеной вдруг послышался тяжелый топот. Откры­лась дверь, и в клеть, один за другим, вошли несколько человек. «Почему не вызывают, а сами пришли?» — уди­вился юноша.

Один из пришедших споткнулся о его ноги и едва не упал.

— Гляди-ка, и тут такие же вояки,— равнодушно, с упреком самому себе произнес он.— Без патронов в обо­роне сидел, так вон куда угодил. А фрицы наковали тех­ники, мать их... Всю Россию хотят загнать в клеть...

В темноте разместились, где кто сумел. Слышались тяжкие вздохи, шепот, стоны.

В неутихающей тревоге прошла для хлопца ночь пос­ле неудачного побега.

Днем его опять вызвали подмести пол. Володя время от времени поглядывал на подполков­ника, удивляясь, почему тот ни о чем не спрашивает. «На­верное, часовой во время обстрела деревни удрал с по­ста и теперь не смеет признаться офицерам, что пленные едва не сбежали»,— подумал он и, почувствовав себя смелее, решился спросить у офицера:

— А почему нам есть не дают?

Подполковник ехидно усмехнулся:

— Это ваши плохой люди не хотят вас кормить.

— Откуда им знать, что мы здесь? — понуро ответил юноша. — Господин офицер, отпустите меня домой...

Немец выставил вперед ногу в начищенном сапоге, затянулся сигаретой.

— Домой? — переспросил он.— У тебя дома больше­вик все забрал, сжег. Скоро поедешь в Германия, там будет карашо.

И, резко приставив ногу к ноге, позвал солдата, что-то объяснил ему по-немецки и повернулся к Володе.