Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

— Надо ему посигналить, — предложил Александр.

— Зря, — махнул рукой Евсей Маркелыч. — Пассажирским тоже подходить к нам не положено.

— Почему?

— Такие правила. Никто нас не гнал сюда. Сами сели, сами и сняться должны.

Ирина Даниловна до крови закусила губу.

— А я все равно попробую к нему выйти на лодке, — сказал Александр.

— Хочешь — выйди, — равнодушно согласился лоцман, не веря в затею Александра. — А ну, дочки, еще взяли, еще взяли! Еще раз, еще раз!..

Александр, сидя в лодке, ожидал, когда к нему приблизится пароход. Он надвигался, широкий, шумный, красными плицами разбрасывая в стороны каскады воды. Глядеть с плота — налетит на хрупкую лодочку, перевернет ее и захлещет волнами.

Пароход дал три проходных гудка, но чуть замедлил скорость. Варя видела, как Александр приблизился к корме, как его высоко подбросила волна, едва не вытряхнув из лодки, как он ловко ухватился рукой за железную стойку и успел привязать к ней веревку. Потом подтянулся, вполз на корму и исчез внутри парохода. Немного погодя он показался на верхней палубе и стал подниматься по железной лестнице на капитанский мостик.

А пароход шел и шел все тем же слегка сбавленным ходом, и от плота его отделяло расстояние уже не менее километра. Люди на палубе казались маленькими точками. Которая из них Александр, разобрать было невозможно.

— Достанется голубчику погрести! — сказала насмешливо Ксения, прилаживаясь удобнее к спице ворота.

Белые хлопья пены чередой неслись мимо плота. Совсем как головки полыни, что тогда в Стрелке бросала Варя на тропинку.

Пароход все удалялся.

— Уедет и не вернется, — опять сказала Ксения.

— Замолчи! — вдруг звонко выкрикнула Варя.

Со скрипом пополз на барабан ворота трос.

Евсей Маркелыч тянул монотонно:

— А ну, пошла… а ну, пошла… а ну, пошла… а ну…

Над пароходом поднялось круглое облачко пара, потом над рекой прокатился крикливый гудок. Выставив к солнцу сразу замерцавшие огнями окна своих двух этажей, пароход сделал оборот и, кренясь на правый борт, стал приближаться к плоту.

— Ура! Ура! — закричали девушки и замахали платками. — Идет на помощь! Стащит нас!..

В Старцевой о «Сплавщике» узнать ничего не удалось — прямой телефонной связи отсюда со Стрелкой не было. Пришлось отправить телеграмму и просить прислать ответ на Дорогово — ближний телеграфный пункт, еще за сотню километров от Старцевой.

Хорошая погода опять сменилась ненастной. Три-четыре раза в день наползали рыхлые синие тучи и обрушивались жесточайшими ливнями. Вода вокруг плота, казалось, кипела под ударами прямых и жестких, как проволока, струй дождя.

В такие ливни крыша шалашки протекала почти повсеместно. Едва отыскивался уголок, куда можно было снести постели. Днем это смешило, ночью — злило.

— Нет, надо чинить крышу, — решил Евсей Маркелыч. — Только чем? Бересту, лиственничную кору, пожалуй, с деревьев уже не сдерешь — присохла. Разве с елки еще отойдет?

Присмотрев выпавший по правому берегу ключ, вблизи которого по откосам распадка темнел густой высокий ельник, Евсей Маркелыч стал собираться.

— Давай, парень, поехали за корьем, — позвал он Александра, вооружась топором и поглядывая на солнце — времени было достаточно.

Но тут вмешалась Ирина Даниловна. Остаться на плоту без Евсея Маркелыча она наотрез отказалась.

— Что вы, что вы, Евсей Маркелыч! Один раз посадила на мель, а вы хотите еще…

— То дело другое, — сказал Евсей Маркелыч, — забудем. А здесь чего ж тебе не плыть? Плесо, как струна, прямое.

— Тут прямое, а потом опять, поди, пойдут острова.

— Есть. Да до островов-то мы всячески тебя догоним.

— Вдруг задержитесь, что я тогда?

— Не задержимся, и так с запасом считаю. Засветло еще настигнем вас.

— Нет, нет! — твердила Ирина Даниловна. — Что хотите, я без вас не останусь. Непонятный Енисей для меня. Уедете — сразу брошу якорь.

— Не вздумай! — пригрозил Евсей Маркелыч. — Мало у ворота страдать приходится, еще и от глупости, да?

— Считайте как хотите, а якорь я брошу.

— Фу ты, язви тебя! — Упрямство Ирины Даниловны окончательно вывело лоцмана из терпения. — Ну езжай тогда сама вместо меня!

— Поеду. Это мне лучше…

В ельнике было сумрачно и прохладно. Ноги тонули в мягких душистых зарослях багульника. С ветвей деревьев спускались длинные, как борода новогоднего деда-мороза, сосули бледно-зеленого мха. Притаившись в камнях, однообразно бормотал ручей. Темная, дикая лежала тайга. И все же — вот тропинка. Кто ее протоптал? Куда? Козы к водопою?