Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

— Ты, оказывается, с размахом, девушка… — протянул Николай Николаевич, теряя свой прежде немного иронический тон. — Ну что ж, это очень хорошо, — и быстро повернулся к ней. — А знаешь, мы с тобой когда-нибудь в Москве встретимся!

Варя засмеялась:

— Москва велика.

— Нет, мы именно там встретимся, где с этой стройки люди съедутся. Если только я сам к тому времени не уеду в пустыни — каналы прокладывать. Нравится тебе это — взять и повернуть могучую реку, куда захочешь, и климат там изменить? Слыхала про реку Аму-Дарью?

Варя в хитрой усмешке совсем сузила глаза. А потом сразу стала серьезной.

— А если бы перегородить плотиной Берингов пролив, — сказала она, тогда бы холодное полярное течение не стало проникать в Берингово море и прижиматься к Камчатке и к Курильским островам. По-моему, тогда туда бы повернулось теплое японское течение Куро-Сиво, и у нас на Дальнем Востоке стало бы тепло, как в Калифорнии.

Николай Николаевич поднял брови, но ничего не возразил ей. Только вырвалось у него:

— Это бы здорово!..

Садясь в моторку, которая за ним подошла к плоту, Николай Николаевич сказал своему спутнику:

— Вот с этой девушкой, Алексей Степанович, у меня в Москве встреча назначена. Только теперь не знаю где: или на совещании ударников строителей нового города, или на диспуте в Арктическом институте.

— Лучше всего — в Кремле, — ответил тот, устраиваясь на скамейке и помахивая прощально рукой. — А будет ли это после совещания ударников или после диспута в институте — это почти одинаково.

— Да. А точнее, так, пожалуй, и совсем одинаково, — отозвался Николай Николаевич и крикнул Варе: — Смотри, новый город строить, девушка, приезжай обязательно!

— Приеду! — ответила Варя.

— Оба приезжайте, — вмешался Алексей Степанович и повернулся к Александру: — А ваше письмо, молодой человек, я передам обязательно. Завтра же поеду в Кондратьеву.

Александр еще с вечера приготовил и вручил Алексею Степановичу большое, подробное письмо и попросил занести на квартиру к матери, рассказать ей обо всем еще и от себя — пусть зря не волнуется. Он подумал, что первая его записка, может быть, еще не дошла. И вообще написана она была очень бегло, а матери, конечно, хочется знать все.

Под кормой моторки заработал винт, она стрелой метнулась к берегу. Алексей Степанович стоял посреди моторки и все помахивал рукой…

Сразу после Енисейска установилась хорошая погода. Улеглись неспокойные, ералашные ветры, на горизонте только изредка появлялись похожие на клочки пены плотные облака. Горы — не то что на Ангаре! — отодвинулись далеко от реки, и чуть виднелись их синие вершины. Кругом луга, высокие густые тальники, а над ними, на увалах, березняки и очень редко — хвойные леса.

За целый день на реке едва появятся две-три случайные лодки. И, если в уголке плеса протянется тонкий синий дымок, это большое событие: идет пароход. Дымок виден за пятнадцать-двадцать километров — так велики и прямы на Енисее плеса, и пройдет много часов, пока пароход обгонит или на встречном курсе разминется с плотом. И долго еще после этого машут платками с плота и с парохода друг другу совсем незнакомые люди.

— Скорее бы «Сплавщика» подлечили! — иногда досадливо повторял Евсей Маркелыч.

Но это отзывалось немного и притворством: сейчас на душе у лоцмана было спокойно. Сумели же без парохода проплыть триста километров, чего еще желать! Конечно, впереди темные ночи, туманы, а может быть, и сильные штормы, но потом, под охраной парохода, все это станет не таким уж опасным.

На широких прямых плесах Енисея шли на походных реях, и вахтенные стояли без работы. За все эти дни ни разу не пришлось бросать якоря, цепи работали отлично — так бы плыть и плыть, наслаждаясь теплом и легким, благоуханным дыханием реки.

Забылись вовсе у девушек и думки о доме. В ясные, солнечные дни невозможно было скучать. Особенно любили поозорничать Груня и Надя. Не отставала от них Луша. Они первыми затевали то игры, то песни, то пляски. К ним присоединялись и все остальные. Ночами у пылающего костра читали вслух книги. Луша успела запастись ими в Стрелке.

Переменилась вдруг Ксения. Теперь она стала необычайно общительной, разговорчивой и готова была чуть не бессменно нести вахту на реях. В шалашке оставаться она никак не хотела.

— Ты словно ждешь кого на реке, Ксения? — однажды спросила ее Варя. — В шалашку тебя никак не загонишь.

— Кого мне ждать… — уклончиво ответила Ксения. И тут же выдала себя: — Ну, как, по-твоему, когда «Сплавщик» нас догонит?