Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Наткнувшись на стол и с сердцем двинув его в сторону, он ощупью отыскал дверь, толкнул ее ногой и исчез в темноте.

Петр Федорович вышел следом за ним на крыльцо, постоял, прислушиваясь к его неровным шагам, и мягко сказал через плечо:

— Трифон Васильевич, надо будет им одеждой, обувью подсобить.

Начальник рейда неохотно откликнулся:

— Где взять? Нет у меня лишнего.

— Дай из нелишнего.

— И нелишнего нет.

— Все равно дай. Ты понимаешь: девчата ехали на неделю, кто в чем; есть и вовсе налегке. Дай.

— Ладно.

Петр Федорович вернулся на свое место.

— И снасть запасную — все, что есть у тебя на складе, им отдай.

— С этим дело проще, кое-что наберу.

— Команду бы усилить, человека три мужиков, — вмешался Глущенко.

— Этого не могу. Сами знаете, Иван Антонович, нет на рейде ни одного мужчины, все в низовьях с плотами.

— Знаю. И все-таки есть.

— Где? Кто?

— В Енисейске на ремонте «Сплавщика» у тебя четверо мужчин занято.

Начальник рейда покачал головой:

— Это квалифицированные рабочие. Их снимать нельзя.

— У тебя срочного ремонта, кроме «Сплавщика», нет, — возразил Глущенко.

— Срочного нет, а вообще ремонтных работ много и квалифицированных рабочих не хватает.

— Пусть оставшиеся напряженнее поработают, — не уступал Глущенко, — а этих, как закончат ремонт, вместе с пароходом пошли. Пойми: девчатам нелегко будет.

— Понимаю. Но…

— Пошли! — строго сказал Петр Федорович. — Иван Антонович правильно говорит: нельзя это задание только на плечи Евсея Маркелыча с его командой перекладывать, на всех надо разложить.

— Сделаю, — помолчав, ответил начальник рейда.

— И еще одного человека надо послать, — сказал Глущенко. — Меня надо послать.

— Сразу, отсюда? — спросил Петр Федорович.

— Да.

— А если тебе сперва в Енисейск поехать и поторопить людей с ремонтом? Так будет не лучше?

— Пожалуй, лучше, — согласился Глущенко. — Здесь, пока плеса ровные, тихие и погода хорошая, поплывут одни. А я в Енисейске, может быть, еще и из одежды им чего-нибудь достану, кроме того, что даст Трифон Васильевич.

— Договорились…

У кузницы лоцман столкнулся с Александром.

— На плот, Евсей Маркелыч? — спросил Александр, прибавляя шаг, чтобы не отстать от него.

— Куда же еще!

— А ты, кажется, в баню хотел?

— В баню? Будет всем нам баня, — сказал лоцман так, что Александру не захотелось его расспрашивать.

Молча они спустились с косогора — галька трещала и сыпалась под ногами, — молча приблизились к лодке.

— Ну, а ты, парень, зачем? — неожиданно спросил Евсей Маркелыч. Взялся за лодку и толкнул ее на воду.

— То есть как — зачем? — удивленно спросил Александр. — На плот. Ночевать.

— Ночевать? — повторил Евсей Маркелыч. — Чего ж тебе на плоту ночевать? Взял бы в деревне устроился. Лучше… Либо в лодке переплыл бы Енисей на ту сторону, да и пешим ходом в Утесову и в Кондратьеву, значит. Недалеко здесь.

— Не понимаю…

Лодка покачивалась на воде. Словно придавленный темнотой, глухо шумел порог. На плоту мерцал небольшой костер.

— Может, Петр Федорович тебя на катере свезет? — не скрывая раздражения, сказал Евсей Маркелыч и занес ногу в лодку. — Поговори с ним.

— Да чего же ради я с плота уходить буду? — сказал Александр, все еще не понимая сердитого тона Евсея Маркелыча. — В Куликову мы все равно мимо Утесовой поплывем…

— В Куликову мы не пойдем.

— А куда же? Здесь остановимся?

— Вниз! И мимо Куликовой, и мимо Утесовой, и мимо всего-всего на свете пойдем. На самый Дальний Север нам плыть велят. Еще почти на две тысячи километров.

— На самый Север! — удивленно воскликнул Александр. — Ого-го!

— Вот тебе и «ого-го»! Осень… а с кем поплыву? Одни ведь девчата. Тебе-то что: здоровому парню ходить по Кондратьевой, фасон каблуками давить… знаю.

— Чем же я виноват? Ты что на меня-то сердишься? — примирительно сказал Александр.

— Мне черт сейчас попадись — разорву на части! — закричал Евсей Маркелыч и оттолкнул лодку.

Александр вскочил в нее на ходу.

Евсей Маркелыч работал веслами так, будто хотел выворотить всю реку. Шумно вздыхая, сплевывал на воду.

Девчата с плота, заслышав плеск воды, весело окликали:

— Евсей Маркелыч! Дядя Евсей!

Он не отзывался.

Течением лодку снесло к нижнему концу плота. Евсей Маркелыч не захотел подниматься. Вылез на бревна, сказал Александру:

— Хочешь, поднимайся один, не то девчат пошли — пригонят лодку на место.