Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Он тогда вовсе не обратил внимания на слова о чьей-то и в чем-то виновности, о сульфамидах, полном счастье и семье. Он привык к тому, что Баженов всегда в своей речи несколько книжен, а интонации его многозначительны. Теперь Цагеридзе вспоминал все это и думал: «Он сказал: „Когда это началось…“ Что началось? В чем, наконец, виноват перед Марией бывший муж? А он виновен, это ясно! И ясно еще: нет, не может Мария ждать его в Красноярске!.. Чего же тогда ждет она?..»

В дверь постучали. Цагеридзе крикнул: «Да, да!» Вошел Куренчанин со скрученной в трубку бумажкой в руке. Раскатал ее, положил на стол перед начальником.

— Заявление, Николай Григорьевич, — сказал он, отводя глаза.

— О чем заявление? — спросил Цагеридзе, весь еще в своих мыслях и любуясь крепкой, мускулистой фигурой Михаила.

— Читайте. Об увольнении.

— Об увольнении? — переспросил Цагеридзе. — Что значит? Почему?

— Да так, — нахмурив брови и все глядя в сторону, сказал Михаил. Уеду. Куда-нибудь на большую стройку. В Братск. Или на Коршуниху. Делать мне здесь нечего.

— Как это нечего? — Цагеридзе даже вскочил. — Куренчанин, ты что говоришь? Лес спасли, миллион спасли — разве это нечего? Надо рабочим строить новые дома — разве это нечего? Надо спасенный лес вязать в плоты, принимать новый лес, отправлять на Север — разве это ничего? Договорились с тобой, в столярную мастерскую пойдешь — разве это нечего? Весна началась, самая радость жизни — как уезжать!

Михаил молчал. Пальцем показывал на заявление: «Подпишите». Цагеридзе вышел из-за стола, взял Михаила за плечо. Сейчас он не хотел быть только начальником.

— Моя бабушка говорила: «Нико, прежде чем сказать „нет“, вспомни о слове „да“. Прежде чем сказать „да“, вспомни о слове „нет“. Только потом выбирай, какое слово сказать». Я не могу сейчас, Куренчанин, вспомнить ни то, ни другое слово. Совершенно забыл их. Предполагаю: ты тоже забыл эти слова. И, конечно, не знал о совете моей бабушки. Подумай. Не спеши.

— Обо всем я подумал, Николай Григорьевич, — твердо сказал Михаил. Долго думал. Если уже больные старики да девчонки на тонких ножках взрывают на заторах динамит, а я за красивые песни чужим невестам цветочки разношу делать мне здесь нечего. А лес сплавлять, дом рубить… Ну, плотины строить тоже не хуже. Я ведь не прошусь куда полегче, я уйду туда, где труднее всего, чтобы во всю свою силу… Отпускайте!

— По-человечески хочу с тобой — не тот пример ты привел, Куренчанин. Взрыв, динамит… Пожалуйста! Бери сорок, бери пятьдесят шашек, ступай на протоку, взрывай. Обязательно нужно в ней лед раскрошить!

Михаил даже затрясся, глаза у него засверкали, несколько раз перекатился под воротом рубахи крупный кадык.

— Если по-человечески — так вы что же, смеетесь? Она целый ящик на заторе взрывает, а я вот этакими шашечками буду пукать на льду! Если по-человечески — так мне ходить по поселку стыдно!

— Не вышел герой? А девушка вышла в герои…

— Хотя бы и так!

— Погоди, Куренчанин, придет твое время — и ты станешь героем. Ты же смелый человек! А мы работаем на сплаве, в тайге…

— Ну да! — с какой-то фальшивинкой в голосе расхохотался Михаил. — В тайге! Мы — в тайге. Пойдешь куда-нибудь ночью один без ружья, и столкнешься с медведем в чаще у валежины. Он за один корень выворотня держится, ты — за другой. А глаза у медведя зелеными огнями горят. Ударит лапой разок — и нет Куренчанина Мишки! А ты стоишь, в зеленые глаза ему смотришь. Ха! Ха-ха-ха! Стоишь! До утра стоишь на деревянных ногах. Орет косматый! Ха-ха! А все-таки потом от тебя боком, боком… Такое, что ли, геройство? Так в тайге вашей?

— Зачем обязательно медведь? Зачем экзотика! — сказал Цагеридзе. Медведей теперь мало осталось, близко к поселку не подходят они. И зачем без ружья ночью в тайгу ходить? Зачем деревянным стоять? Без ружья от медведя спасаться надо, ложиться на землю, мертвым прикидываться. Так сибирские охотники советуют. Не надо, Куренчанин, фантастики! Зачем пустую игру со смертью геройством считать? Зачем выдумывать себе такое геройство? Плоты приготовим — в подручные лоцману поставлю тебя, первым помощником! Плыви до самых низовий! Василий Петрович правильно говорит: «На сплаве черт — штатный работник». Не с медведем, а с чертом сплавным подерись! Вот это будет геройство. Сама Афина Загорецкая тебе позавидует!

— Да я уж знаю, — зло сказал Михаил, — живого медведя задави я здесь, на рейде, этими вот руками или черта живого, все одинаково — все фантастика! А девчонки тонконогие будут в платочек хихикать: «Михаил Куренчанин ловит мышей…» Конец, Николай Григорьевич! Увольняюсь я.