Сергей Сартаков - Ледяной клад. Журавли улетают на юг

Цагеридзе немного смягчился. Прошел и сел в свое кресло, не так уж угрюмо, как вначале, хмуря брови. Его подкупала прямота Баженова, именно это качество в людях ценил он всего больше.

Правда, говорил Баженов очень сдержанно, как-то книжно, без тепла, словно предупреждая, что он идет на откровенность лишь необходимую, обязательную, а не от сердечного расположения к своему собеседнику. Но разве в их положении можно требовать, ждать чего-то другого?

— Прошу вас объяснить это, — Цагеридзе вслух прочел телеграмму Марии.

— Объяснить не смогу, — сказал Баженов, снимая очки и начиная медленно их протирать. — Единственно, могу высказать лишь свои предположения. В Красноярске с Марией Сергеевной мы, по существу, не встречались. Мы только на один миг увидели друг друга в лицо. Она успела мне сказать, что полетим на Покукуй мы с нею в одном самолете. Из гостиницы я уехал на такси. Мария Сергеевна к назначенному времени на аэродром не явилась. И я улетел один. Я предположил, что она передумала и просто не захотела лететь со мной вместе. Я не удивился — Мария Сергеевна всегда отличалась эксцентричностью. Судя по телеграмме, она, по-видимому, предпочла провести время где-нибудь на юге, нежели на рейде, пока здесь нахожусь я. Такова моя гипотеза.

— Это очень хорошая гипотеза, — вглядываясь в какую-то бумажку на столе, медленно сказал Цагеридзе. — Но вот вчерашняя радиограмма Анкудинова о вашем вылете сюда. Она начинается словами: «Завтра двенадцать ноль-ноль…» А далее говорится, что прилетите вы один. Значит, об этом стало известно еще накануне, а не в момент вашего прибытия на аэродром.

— Что ж, Анкудинову, возможно, это и было известно. Марии Сергеевне тоже. А мне известно не было, — наливаясь багровым румянцем, проговорил Баженов. — Я рассказал о своих отношениях с Марией Сергеевной только из личного уважения к вам. И прошу принять мои слова так, как они были сказаны. Все остальное становится похожим на допрос.

— Не сомневаюсь в ваших словах, — сказал Цагеридзе, незаметно для себя входя в тон Баженова. — И допрос я учиняю не вам, а себе. Меня сейчас мало интересуют ваши отношения с Марией. Меня интересуют мои отношения. Почему Мария не вернулась на рейд?

— А! Ну, я вас просто не понял! — с облегчением воскликнул Баженов. Если так, могу повторить: между вами и Марией Сергеевной я никак не стою, включая даже отметки на паспортах и прочие формальности.

— Какая сила заставила ее остаться в Красноярске? И даже уехать на юг! Понимаю: ей противно было лететь вместе с вами. Но этим можно было и пренебречь. Ведь я так жду ее ответа…

Он спохватился, что говорит вслух совсем ненужные слова, ищет участия у этого все же крайне неприятного ему человека. Оборвал себя. Баженов выразительно повел плечами: «Что ж тут поделаешь? Характер!» Немного наклонился вперед.

— Позвольте, Николай Григорьевич, мне сказать еще несколько слов относительно моей матери.

— Зачем? Не нужно!

— Но это уже необходимо для меня, — с настойчивостью проговорил Баженов. — Все это взаимосвязано. Рассказав вам одно, я не могу теперь не рассказать другого. Прошу выслушать. Как я узнал от моей мамы, здесь на рейде полагают все, что Мария Сергеевна ей приходится дочерью. Из этого, вы понимаете, еще никак не вытекает, что Мария Сергеевна была замужем. Все полагают так. Кроме вас, которому Мария Сергеевна сочла необходимым объявить истину. Не вхожу в рассуждения: хорошо это или плохо. По-видимому, считаться незамужней просто полезнее. Но мне сейчас хотелось бы лишь одного: сохранить, как говорят дипломаты, статус-кво, все так, как было до моего приезда сюда.

— Не понимаю!

— Не делать из истины, пока известной только вам, базарных сплетен в поселке. Это, мне думается, даже и в ваших интересах. Пусть Мария Сергеевна по-прежнему остается дочерью моей мамы, а я — просто Баженовым.

— Для меня эта «истина» не имеет никакого значения, — резко сказал Цагеридзе. — Я не дипломат и враг всякой таинственности. Что Мария сказала мне — сказала сама. Что она не сказала другим — не сказала сама. Не входит в обязанности начальника рейда и не входит в обязанности человека, который любит ее, говорить о том, о чем сама она говорить не желает. Базарных сплетен не люблю. Но нет и никакого у меня интереса вступать в заговор, делать вид, что я не знаю, кем вы приходитесь своей матери. Это ведь тоже «взаимосвязано»!

Баженов перестал протирать очки.

— Вон куда вы хватили! — сказал он с достоинством. — Но то, о чем я прошу вас, вовсе не заговор, а минимум гуманности по отношению к моей маме. И, если хотите, к Марии Сергеевне.