Илья Штемлер - Взгляни на дом свой, путник!

Продавец стоял у входа в церковь Святого Гавриила, неподалеку от фонтана Дев, того самого места, где ангел вновь явился к Марии, когда та наполняла водой кувшин. И повторил свою весть.

Пока я раздумывал, потратиться ли на мороженое или сэкономить, ноги сами шагнули в церковь, как в погреб: прохладно, темновато.

Приблизившись к амвону, под которым струилась святая вода, я услышал мерные шаги. «Сейчас вытурят, – смекнул я. – Во-первых, в шортах – грех, во-вторых, с еврейской наружностью, хоть и неярко выраженной, но арабы за версту чуют». А привратник был араб-христианин, я узрел его в боковом приделе пустой церкви.

Приняв скорбное выражение, я склонил голову в религиозном экстазе и перекрестился. Уловка подействовала – шаги стихли и через мгновение стали удаляться в почтительном благоговении. Теперь он принял меня за американского туриста-христианина – те тоже шастают в шортах по святым местам…

Прохлада и полумрак расслабляли, хотелось вздремнуть. Я присел на черную скамью, тускло блестевшую после бесчисленных туристов. Попытался вогнать себя в экстаз сопричастности всему, что когда-то происходило на этой земле. Нарисовать в сознании образ босоногого мальчика в ветхом хитоне, которому была уготована всемирная слава. Но мысли упрямились – в вечном вопросе, который задавало себе множество людей – одни с желанием проникнуть в корень событий, другие не напрягали себя и малейшим анализом. Таких было большинство…

Еврейский мальчик, живущий в еврейской семье, в еврейской деревне Назарет, получивший еврейское религиозное воспитание, порвал с религией своих предков и основал новое учение, ставшее притягательным для миллионов людей. И как случилось, что, завоевав людские умы, новая религия, в основе которой лежала старая религия, религия отцов этого мальчика, превратилась в оружие гонения тех, кому по крови принадлежал этот мальчик? И почему учение Христа не принял сам породивший его народ? Почему евреи его отвергли? Исповедуя более древнюю религию, евреи покорились коварной человеческой слабости: «Нет пророка в своем отечестве». Этот постулат уже в учении Христа обрел конкретную, выстраданную лично им форму, хоть и родился в дохристианское время. Из этой формулы вытекает другое обобщение – знакомый тебе человек не может быть лучше тебя, а тем более стать Сыном Божьим. Даже если он творит чудеса, реальность которых неоспорима. Стало быть, это не чудеса, а просто стечение обстоятельств.

Это упорство и стало камнем преткновения евреев, основой их драмы в общей семье народов, усугубленное тем, что яблоком раздора стал человек, рожденный в их же среде. А что, если бы Христос не был евреем? Если допустить такую мысль? Да, родился он от матери-еврейки, но отец-то – Бог, понятие наднациональное, у каждого народа свой Бог. Были бы евреи так же гонимы? Вероятно, да! В основе еврейского мироощущения лежит принцип – все живое идет от матери. И отойти от этого фундаментального положения евреи не могут, несмотря на тысячелетние требования отречения. Отречься от Христа – значит предать основной принцип своего религиозного и этического мировоззрения, отречься от своего хоть и заблудшего, но сына. А это недопустимо. Несмотря на все порицания учения Христа, несмотря на все укоры и страдания, евреи горды Христом. Особенно те, кто не верит ни в Бога, ни в черта. Каждый еврей в пылу национальной гордости первым порывом называет имена Христа, Эйнштейна, Маркса, даже если он и бежал в Израиль из страны, где марксизм считался религией. Такова уж человеческая природа…

И сейчас, сидя на скамье в церкви Святого Гавриила, я испытывал чувство гордости за то, что являюсь соплеменником того мальчика, что когда-то дышал этим же воздухом…

А на улице царила жара. И араб-торговец продавал леденцовое мороженое. Недорого, всего за один шекель. Он продавал и сувенирный товар: деревянных осликов, верблюдов, коз и слонов.

Я пошуровал в торбе и достал пластмассовый стаканчик с йогуртом из того запаса, что прихватил в бесплатном магазинчике. Торговец понял меня с полуслова и, в порядке бартерного обмена, принял стаканчик, вручив взамен мороженое. Но, сочтя подобный обмен неравноценным – йогурт в магазине стоит шекелей пять, – он приложил к бартеру еще и козу. Ободренный инициативой контрагента, я потребовал более ценный товар – ослика за три шекеля. Торговец счел мое требование по бартеру вполне справедливым. Все равно на круг он оставался в выигрыше. Довольные друг другом, мы разошлись.