– А вы держитесь за кибуц, – проговорил я.
– Думаете, так легко отсюда смыться? – уныло ответил молодой человек. – Попасть трудно, а уйти еще труднее. Надо рассчитаться с долгами. За все – за квартиру, за жратву, за одежду. А приду за расчетом, оказывается, я все еще хожу в должниках. В том и сила кибуца, что засасывает, точно болото. Если только смотаться за границу и там остаться…
– Невозвращенцем, – изумленно проговорил я.
– Невозвращенцем, – вздохнул молодой человек. Лунная полоска сползла с кровати на пол, а мне все не спалось. «Странная человеческая натура, – размышлял я, – казалось, чего не хватает – все есть, и… невозвращенец. А этот художник из Кишинева: дом – полная чаша, и такие печальные глаза. «Вот детям – да! – говорил художник. – Детям здесь хорошо, это уже их родина. А взрослые… В них сидит какой-то вирус тоски, что ли. Иногда подумаешь: о чем тосковать? Об унижении в той, оставленной жизни, из которой мы вырвались? И все равно тоска не проходит. Человек должен жить там, где родился». – «Мне хорошо там, где хорошо моим детям, – отрезала жена художника. – Я счастлива, слушая как дети разучивают гаммы. Гаммы здесь звучат иначе, чем звучали там, в Кишиневе. В них иная сила. И дети это чувствуют…»
Утром, перед отъездом из кибуца, я заглянул в «бесплатный» магазин. Все оказалось так, как рассказывал Юрий Федорович.
Я набрал полную сумку снеди в совершенно безлюдном магазине, словно в собственном шкафу, и, подавляя почти физическое недомогание от необычности обстановки, вышел из магазина. И все оглядывался – не воротят ли меня назад, не пристыдят за неоплаченные продукты. Нет, никто не окликнул.
У кассы автобусной станции я продолжал испытывать чувство неловкости – конечно, «бесплатно» – штука приятная и весьма удобная. Но расчетливый ум придал какое-то равновесие моему состоянию: билет до Назарета стоил шесть шекелей, а «дармовые» продукты потянут шекелей на пятьдесят, не меньше, вон какая тяжеленная сумка. Так что выигрыш налицо…
В блаженном состоянии внутреннего комфорта я добрался до Назарета.
Назаретов было два. Один – еврейский, новый город Назарет-Элит, второй, «главный» – старый город, арабский.
Где какой было понятно по внешнему виду пассажиров автобуса. Если на остановке Назарет-Элит входили и выходили печальные мужчины в черных шляпах, то в старом Назарете в пассажирах можно было признать и арабов-мусульман, и арабов-христиан. А могли бы войти и греки-католики, и православные греки, христиане-марониты и римские католики и множество другого разного люда, одетого кто во что горазд…
Пожалуй, шоссе, что развалило нежную Ездрилонскую долину, соединяя оба Назарета, и показало отстраненность ортодоксальных евреев от остального пестрого мира. И дело не только в соблюдении чистоты культовых границ, но и в сложившейся на протяжении тысячелетий подозрительности – не готовят ли иноверцы какой-нибудь подвох евреям, очередную неприятность. Лучше держаться в стороне…
Автобус двигался медленно в сплошном потоке автомобилей, людей, ослов, коз… И угораздило водителя свернуть на эту улочку! Как я понял из возмущенных возгласов пассажиров, водитель-араб изменил маршрут, чтобы подвезти своего знакомого, и вот застрял. Надо сказать, что водитель-араб – такая же редкость в автобусной компании «Эгед», как трехгорбый верблюд. И вот пожалуйста… За служебное нарушение еврея турнули бы с работы в два счета, а араба – еще крепко подумают: не дай бог обвинят в шовинизме. Та же картина, что и в Америке – нередко неграм прощают то, за что белого сотрут в порошок. Из-за боязни осложнений…
А когда автобус окончательно замер у рынка, я сильно рассерчал и вылез на щербатые каменные плиты святого Назарета, вместе с галдящими от возмущения ездоками. Честно говоря, мне было все равно где выходить, а серчал я оттого, что не до конца «отмотал» купленный билет. Только серчал я не где-нибудь в тьмутаракани, я серчал в Назарете. Рядом находился Грот Марии, где Божья Матерь услышала благую весть от архангела Гавриила. Неподалеку приютилась мастерская плотника Иосифа, смиренного мужа, отдавшего свою жену Святому Духу…
Продираясь сквозь толпу, я поднимался на холм по узким улочкам в направлении церкви Благовещения – там и должен находиться Грот Марии. По каменным плитам, где ступала моя нога, когда-то бегал и босоногий мальчик Иисус. Но, честно говоря, я об этом и не думал – меня одолевала жара и толкотня. Многие облизывали леденцовое мороженое – застывшая сладкая водица на палочке. Заманчивая штука в жару и недорогая.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу