Сергей Юрьенен: Ива Джима

– Нет, серьезно? Я, потому что имею клиэренс. Допуск, да? У меня – Top secret . Самый высокий.

– Неужели?

– Выше нет.

– Это хорошо. Значит, вам можно доверять. Потому что есть и другие способы познания.

– Вы имеете в виду литературу?

Марево размывает обелиск Джордж Вашингтон. Шум машин с периферийных развязок и хайвеев волнами наплывает к подножию холма. Сияя на солнце, неслышно взлетает “боинг” справа, где национальный аэропорт Рональд Рейган. Город не производит ничего, кроме политики, что оставляет небо чистым. Ни облачка в нем. Но что-то беспокоит. Истеричность колера.

Озон?

Уводя девушку к ступеням, он оглядывается. Монумент на фоне такой тревожной синевы, будто с обратной стороны ее, чего глазам пока не видно, готовит наступление вселенский враг. Как в фильме-катастрофе «День Независимости», который позавчера с такими криками переживал по телевизору Али.

*

– Хороший английский у вашего соседа, – читает в его мыслях обладательница высшего допуска.

– Трудолингвистика.

– Такие курсы?

– Международные. Стройка в районе Северного Капитолия.

– Вы все шутите. А почему всегда трубку берет он?

– Общаться по телефону любит.

– А вы?

– Предпочитаю компьютер.

– Хороший у вас?

– Работает. Нашел на улице.

– Как это?

– Выставили на бордюр.

Она в шоке.

– Я думала, известность предполагает…

– Не в моем случае, – говорит он, окидывая взглядом пустые ряды белых пластиковых кресел, которые завершают церемониальную поляну. Лестница выводит их на улицу, где слепят не только окна и машины, но даже бетонные плиты тротуара.

– А вот машину еще не нашел. Пойдем пешком?

– Вы знаете, куда?

В голове возникает полосатая тень от жалюзи. Мысленно перевернувшись на спину, он созерцает бесшумный полет вентилятора на должном месте…

В ответ на это немецкая овчарка вываливает лиловый свой язык из распахнутого «кадиллака». Хозяин, военный в мундире, только что подобрал ее экскремент. Правой рукой, на которую надет пластиковый мешок из супермаркета. Заметив их, спешит отвернуться, чтобы сокрыть дальнейшие манипуляции. Не иначе, как сотрудник Пентагона.

– Сильное место, кстати. Биоотходы, которые размешивает в пустыне ваша героиня…

– Это была я.

– Кто вам дал такой наряд?

– Вызвалась сама.

– И что, действительно, горит?

Она кивает. – Правда, медленно.

– Я бы в начало передвинул.

– Вы считаете?

– Непобедима армия, которая убирает за собой, пардон, биоотходы.

– Но это не то, что я хотела сказать. И потом, что же тут странного? Как можно воевать не заботясь об охране окружающей среды? Без помощи экологов? Или вам это смешно?

– Нет, но бывает, что образ возникает независимо от авторских усилий.

– И какой же образ возникает у меня?

– Америки.

– Но это же нормально?

Держа курс на скопление небоскребов, сверкающих стеклом, они пересекают мост над многополосным хайвэем. Страна колес не создана, чтобы ходить пешком. Особенно с непокрытой головой, на которую он не может – эстетически не в силах – напялить подаренную Али бейсбольную шапочку с солнцезащитным козырьком.

– Вы были у родителей в Нью-Йорке?

– У подруги на Манхеттене. Туда родители выбраться так и не смогли.

– А где они?

– Вряд ли вы знаете… Бенсонхерст.

– Бенсонхерст! Как же. Bay Parkway wonder, уou're such a success… - с секунду помолчав, начинает он мычать мелодию Оскара Бентона, которая так вдохновила когда-то его в Париже, в фильме Алена Делона… потом вспоминает и слова: But I know inside you've got the Bensonhurst blues…

– О-о!.. я вас недооцениваю. Только там сейчас поют другие песни. Типа Небоскребы-небоскребы, а я маленький такой.

– Значит, не только мы на Брайтон Бич?

– Не мы. Они. И я прошу вас…

– Да?

– Я не Ирина. Зовите меня Айрин.

*

Кафе на спуске к метро «Рослин». Пропуская девушку вперед, вызывает удивление:

– Вы прямо, как наш южный джентльмен!

– Они все еще там джентльмены?

– В смысле «лейдиз ферст».

– А в остальных?

– Я бы не сказала. Нет, они, конечно, обходительны, но тот джентльмен, с которым у меня был опыт, в женщине видел не личность, а… Вау! Пирожные! Я вас приглашаю. Вы будете с кремом или…

– Только кофе.

– И, наверно, стрейт .

– Вот именно. Без ничего. Сейчас вернусь…

– Ай-я-яй. Еще не бросили?

– На роль позитивного героя, Айрин, я не претендую.

Спустившись в парилку, которая снаружи, он сразу же закуривает. Радости затяжка не приносит, хотя табак не только произведен, но и приобретен в некогда заманчивой Виржинии. Пора признать. Испортились сигареты юности, которые курились редко, но вдохновенно. Вкус стал совсем другой. И вряд ли это поправимо. Признать и бросить. Но как расстаться с надеждой, что попадется пачка, как тогда? Хотя бы одна-единственная сигарета?