Сергей Юрьенен: Линтенька

Дверь была поднята под потолок, в свете дома снег покрывал недешевые и очень дорогие машины преуспевших гостей – таких, как фармацевтов Рубиных. Которые собирались стать еще более преуспевшими, на что прозрачно намекал хорошо выпивший Левка. Фирма-производитель “Виагры”, истратив каких-то 300 миллионов, заработала на “голубых ромбиках” уже пару миллиардов, благодаря своим исключительным правам. Но месяц назад – и за это сейчас нальем отдельный тост – верховный суд Великобритании разблокировал запрет на использование ингибитора, одного из основных компонентов, так что отныне аналогичные препараты может гнать любая фармацевтическая компания. “А чтобы заинтересовать наших приунывших дам, могу сказать по секрету, что вслед за “голубым ромбиком” кое-где уже идут разработки “розового”…”

Когда все возвращались к столу, Ляля прикуривала от своего окурка новую и по-быстрому отводила душу:

– Терпеть не люблю я лицемерие. Когда делают хорошую мину при плохой игре. Обратила внимание, с какой постной рожей сидит Адка? А все потому, что Лёвочка зачастил в Израиль, якобы к старушке-маме, но мы знаем лучше, что не в миллионах счастье… Время, что ли, такое? Драмы, драмы, драмы. Думаешь, только у тебя?

Все браки, согласно Ляле, со своим червём и чертом, даже у скромных, но только с виду, омчан свой омут, кайф же ловят только одиночки:

– Как тебе мои пенсильванцы? Шнобели потенциально интересные, ты не находишь?

– Ведь не в размере счастье?

– Ах, не скажи!..

Никита уже в машине, но Ляля задерживает в гараже рассказом про свой виртуальный роман на “аське”: тоже сибиряк, но давно московский, вылитый Роберт Кроуи-Гладиатор. Женат, конечно, но ночуют, пишет, порознь. Такой мужик, такой мужик…

– Нет, всё! – дым выдыхая на мороз. – Можно, пошлю твою фотку Гладиатору?

– Мою? Зачем?

– А чтобы жаждал встречи.

– Но ведь ты – это ты, а не я?

– На месте разберемся, а пока пусть вожделеет. Ну, Полин? Подгони мне по имейлу чего-нибудь поэротичней. Муж, небось, по-всякому тебя снимал…

– В бикини?

– Ну, на худой конец. А лучше без…

И напоследок:

– Ты у меня не падай духом. Максик пусть и не Сережа Брин, но пооткладывал в оффшоры столько, что до конца света хватит. На твоем месте я бы уже планировала, куда из этой дыры уматывать. В Лондон, в Париж?

*

Про оффшоры Макс ничего не говорил Полине. Никогда. И этот конец света… Случайность или Ляля в курсе?

Неужели…

Вряд ли. Ничего нет в Ляле, что могло увлечь бы Макса.

И тем не менее лучшая подруга знает намного больше, чем законная жена, которая в ночь на 2001 год пересекает на своем “вольво” мост самоубийц, бесконечный, но всего лишь пятикилометровый Tappan Zee bridgе над Гудзоном, въезжая в темный и занесенный снегом штат Нью-Йорк, а там и в свой родной Нью-Джерси, “свалку возможностей”, как повторяет Брам, – имея на заднем сиденье уснувшего ребенка и бутыль “амароне”, навязанную вместе с визитной карточкой мастером половых покрытий, возвращаясь в выстуженный дом, где на столе стоят, оставшиеся не налитыми, бокалы-“флейты” – черненого серебра и с ножками из спаянных по вертикали цифр “2000”.

Год назад Макс получил в подарок от своей “крыши”, отъехавшей из Москвы на Запад. В лице товарища с фамилией – сальнее не бывает.

Черная метка?

Выпей, дескать, яду?

Вино подослано было, кстати, тоже, но даже ядом не с кем чокнуться в Америке. Поэтому Полина изымает из бара одну за другой все нераспечатанные бутылки, содеянные на территории бывшего СССР, набивает черный мусорный мешок, завязывает, выносит звякающую тяжесть через заднюю дверь и загружает один из заснеженных пластиковых баков, стоящих вдоль стены. Вот мой вклад в ваш бизнес.

Дома берет за ножки “флейты” и на кухне вталкивает в хромированный бак, выпуклая крышка которого, качнувшись наружу, отражает ее, как зеркало смеха.

*

А первого января, Полина точно помнит, она поехала в видеотеку и нашла там “Шайнинг”, про который говорил ей Брам.

Включила в офисе Макса на первом этаже. Фильм был очень старый, 80 года, и, конечно, они смотрели в Москве, еще на первом видаке. Жаль, Макса нет, хотя вряд ли бы стал смотреть с ней видео по телевизору. Сидел бы там в углу на фоне заснеженной природы за стеклом, отгородившись поднятой крышкой лэптопа, ведя по “аське” свой бесконечный диалог с Россией виртуальной и дергая длинными ногами, стиснутыми, будто постоянно зябнет: а зачем тогда было строить дом из стекла?