Владимир Возовиков - Море вернёт янтарь

— Командир! Тебя штурман ждет у пассажирского вокзала, говорит, что-то срочное.

Соколов удивился: у него не было никаких срочных дел, кроме служебных, — у штурмана вечно какая-нибудь блажь, — однако время до сбора экипажа оставалось, и он направился к аэровокзалу. Издали заметил грузную фигуру штурмана в потертом кожаном реглане, на девушку в синем пальто поначалу не обратил внимания.

Но штурман, завидев его, только рукой махнул и тотчас скрылся, а девушка медленно пошла навстречу Соколову.

— Даля? — Он даже остановился в изумлении, заново узнавая: вроде бы она подросла, стала старше или так казалось на холодном ветру…

— Дядя нам… позвонил. Вот я и приехала. Вы, наверное… торопитесь?

— Немножко. Четверть часа я свободен.

— И то хорошо…

Она медленно пошла вдоль ограждения аэродрома, Соколов — рядом, стараясь заслонить ее от пронизывающего сырого ветра. Она вдруг вынула руку из бокового кармана пальто, раскрыла ладонь — на ней лежали два янтарных камешка.

— Вот видите, первые. — Она улыбнулась. — Другие еще не вернулись, но море… обязательно их… вернет. Можете взять пока два.

— Что вы!.. Они ваши. И это же, наверное, другие.

— Но почему тогда они… с дырочками? — Девушка засмеялась.

— И все же они ваши. Ведь море подарило их вам… Неужели это правда?

— Что правда? — Она лукаво посмотрела ему в лицо, словно о чем-то стараясь напомнить.

— Правда, что вы ходили на берег?..

— Как обещала. Каждое утро. Иногда и… вечером. Если свободна. Я буду приходить еще долго-долго.

Что он мог сказать? Только взял ее холодную ладонь и прижал к губам. Ни прежде, ни после Соколов не целовал ничьих рук, и тогда он, вероятно, сделал ошибку, как и с неуклюжей попыткой подарить ожерелье. Всю жизнь он ловок бывал только за штурвалом тяжелой машины. Отрывая от губ маленькую холодную ладонь, вдруг почувствовал ее напряжение и близко увидел синие изумленные глаза. Они показались ему испуганными, и он подумал — ясно, чуть пристыженно и чуть огорченно подумал, что слишком по-своему истолковал ее игру в старые сказки. Давящий гул винтов, прихлынув с аэродрома, нарастал, властно звал и уносил Соколова, как прибой уносит легкую щепку.

— Прощайте, Даля, мне пора…

На маленькой привокзальной площади, за решетчатым ограждением, под оголенными ветвями каштанов, оставалась напряженная и неподвижная фигурка в легком летнем пальто.

— Помните, я буду ждать вас!..

— Прощайте, Даля…

Когда самолет набрал заданный эшелон, Соколов украдкой покосился на соседей, опасаясь новых шуточек штурмана, но лица летчиков были сосредоточенны и серьезны. Машина погружалась в ненастные сумерки севера, внизу бушевала метель, и тут экипажу не до шуток. Чем-то их встретит посадка?

«Кажется, я переиграл с этой девчонкой… Осталось еще чуть-чуть, чтобы увлечься и разыграть глупый роман. Но почему глупый? Да потому, Соколов, что тебе уже поздно идти в герои сказок для таких романтических девочек — слишком большой за плечами груз, его не спрячешь и не отбросишь, он постоянно будет рядом, чужой для нее и непонятный, он станет давить и ломать ее жизнь минутами отчуждения, часами молчания и породит в конце концов холодное разочарование или ревнивую подозрительность. А вспомни о сверхтяжелых заданиях, которые выпадают лишь опытным пилотам. Они сулят недели, а то и месяцы разлук и неизвестности. Это уже не игра в ожидание, это такое ожидание, к которому надо привыкать постепенно, долгие годы. Ей же пришлось бы привыкать сразу. Но двадцатилетние девочки злятся и плачут, когда парень опаздывает даже на десять минут…

Однако и в сказочники мне тоже рано, поэтому ее надо оставить в покое. Ей, конечно, немного времени потребуется, чтобы все позабыть».

Он говорил себе это не слишком уверенно, он лишь уговаривал себя не придавать большого значения маленькой истории, которую потом при случае можно и продолжить. Потом… Ведь так легко на время забыть то, что можно еще продолжить.

Наверное, он просто дорожил своей свободой, опасаясь всего, что может укоротить его крылья, отнять у его души хотя бы частицу неба, в котором она жила, — так владелец большого дома боится порой поселить в нем еще кого-нибудь, хотя ему и бывает одиноко. Есть люди, созданные для чего-то одного. Может быть, Соколов оказался из их числа?..

Прошел месяц после второй их посадки в приморском городке, и старый штурман списался с летной работы, ушел на другую машину и Алешкин экипаж, как это обычно случается, распался разом, на его месте родился другой. Лишь через два года Соколова вновь занесло на полузабытый приморский аэродром. Посадка была короткой, работа горячей, и вспомнил он случившееся здесь уже после вылета. В душе ворохнулась грусть, но тут же и затихла. «Я буду ждать вас… долго-долго…» Он улыбнулся воспоминанию. Славная была девочка. Теперь она, конечно, дождалась того, кто ей нужен. Дай бог им обоим всякого добра. Под настроение минуты из первого попутного аэропорта написал штурману, как бы между прочим велел кланяться при случае однажды так радушно принявшей их хозяйке дома и ее дочери. Петр Семенович не заставил долго ждать ответа. Хвалился сыновьями, звал в гости, в конце приписал, что в приморском городке помнят Соколова, рады будут встретить. Ничего особенного ни в словах письма, ни за словами. А чего он мог ждать? Написал, что непременно заглянет, и, может быть, скоро. Но скоро оказии не случилось, и лишь в большие праздники старые друзья напоминали друг другу о себе короткими телеграммами.