Ну что делать? Поковыряли вилками да и расползлись по каютам. А штормяга все заворачивает. Вахта с мостика в рулевую рубку перешла: никакой возможности стоять на открытом нет — так хлещет волной. Тут как раз и пересменка подоспела. Резинкину на руль пора становиться. А нет его. Вся вахта третьего помощника вышла — рулевого Резинкина нет. Сначала никакого перепуга не было. Посмеялись даже: «Не может он от кондеевского торта отвалиться». Сейчас, мол, доест и придет… Однако нет и нет Резинкина. Уже по судовой трансляции объявили: «Матросу Резинкину подняться в рулевую рубку», — нет, не поднимается. Туда, сюда заглянули, даже в машину, хотя что ему там делать?
Нет… Капитан совсем заскучал. Нервничает. Главное — все одно и то же талдычат: «Да вот только видели!.. Да вот же!..» Все видели, а человека нет. «Человек за бортом» — получается. Однако язык не поворачивается.
Наконец капитан тихо говорит: «Право на борт!.. Всем подняться на мостик, искать!..»
А надо сказать, что шли мы одни. База и вся флотилия далеко впереди нас — миль пятьсот до них. Мы запоздали с выходом из-за ремонта и теперь нагоняли.
Ну, развернулись. Идем назад переменными курсами — ищем. Океан ходуном ходит. Ничего не различишь — такое вокруг творится. Да и разве продержится человек на штормовой волне столько? Хотя… Что ни бывает! Ищем! Зубы стиснули и ищем. Торчим мокрыми воронами на мостике, глазеем по сторонам. Кто-то с разрешения капитана в марсовую бочку залез. А через час выходить капитану на связь с базой. А что докладывать? Так, мол, и так — потеряли человека ни за что ни про что. Страшно подумать даже!..
На кэпа взглянуть невозможно. Вроде постарел он за один час на десять лет. Да и у каждого на душе сплошной осенний понедельник — смотреть на мир неохота. А смотреть надо — человека ищем… Да как его тут найдешь? Ходят слева и справа зеленые холмы с белыми холками, висит над океаном сплошной занавес из неоседающих брызг. Даже солнце, хоть и экватор, больше на луну в мороз похоже — мечется над мачтами желтым пятном с ободком этаким…
Тут время совсем прижало капитана. Пора выходить на связь с флотилией. Докладывать капитан-директору про чепе. И спускается наш капитан в радиорубку, словно в могилу какую…
Да тут и обнаружился Резинкин.
…Боцман знал, когда закурить. И сквозь дым беломорины с усмешкой всматривался в наше изумление, пока Эдик Логвин почему-то хриплым голосом не попросил:
— Ладно уж… Не тяни так-то!
Боцман понимающе кивнул.
— До утра будете думать — не дознаетесь. В холодильник залез волосан! В рефрижераторную.
— Зачем?
— За колбасой… Нападал на него при шторме убийственный аппетит. И особо на эту полукопченую колбасу тянуло. А попросить, дурень, постеснялся. И так, правда, весь обед почти один умял. Ну и шуранул. в холодильник. Залез, а тут с борта на борт качнуло — дверца только трах!.. И захлопнулась. А как ее изнутри открыть, сообразить не может. Опять же перепугался. Стучать было начал, да что толку. Стены толстенные, океан ревет…
Сунулся кондей к вечеру в рефрижераторную (к ужину кое-чего взять), смотрит — Резинкин на себя снизу пять мешков пустых натянул, одна голова торчит, хлопает глазами, как пингвин какой. С кондеем чуть родимчик не случился. Сбежались — я лично, ей-богу, хотел дать Резинкину по шее, да где там! И так на человеке лица нет. Даже обругать язык на повернулся. Смотрим на капитана.
«Разотрите, — говорит кэп, — его спиртом, положите- на котлы… Да пусть он, — говорит, — хоть с неделю на глаза мне не попадается».
Так и сделали. Ничего, отошел Резинкин.
А на руль, на вахту я вместо него выходил.
Следующий рейс Резинкин уже на другом китобойце шел. Не мог кэп на него нормально реагировать. Как увидит — левый глаз вроде подмаргивать начинает. Доктор объяснил — тик это называется. На нервной почве! Ну, а с тиком плавать нельзя. Можно айсберг проморгать или судно встречное…
Дверь пистолетно хлопнула, и на пороге вырос марсовый матрос Потехин, доедавший бутерброд с сыром.
— О! — кивнул на Потехина боцман. — И этот по методу Резинкина укачивается. Ты, кондей, на всякий случай, сигнализацию в рефрижераторную проведи, что ли…
Засмеялись моряки. Потехин торопливо дожевал бутерброд.
— Давай что-нибудь еще, боцман!
— Что я вам… долгоиграющая пластинка?
— А про Каткова, как он…
Боцман махнул рукой.
— Два раза, нет, наверное, три или четыре рассказывал. Небось наизусть помните.
Читать дальше