Коротич шумно вздохнул и, может, собрался очень даже серьезно возразить боцману, но тут в коридоре тяжело бухнули шаги капитана, скрипнула дверь старпомовской каюты и, предостерегающе подняв палец, боцман тихо, но категорично произнес:
— Да что там… Если хотите — шторм и на Туза действует, хоть он капитан и, не вам чета, мореходный стаж — чуть не полвека.
— Это как же? — В голосе моториста Реутова прослушивалось недоверие.
— А так!.. Насморк на него нападает сразу — и никакой тут доктор не поможет. Спасу нет, такой насморк.
И, словно подтверждая неоспоримость боцманских наблюдений, из коридора долетел к нам. протяжный трубный звук. Явно заложенная ноздря капитана пропела грустно, тоскливой безнадежностью ударило по сердцу этим звуком.
— О! — Боцман, ничуть не торжествуя, вздохнул и развел руками.
— Ты давай о Резинкине, раз обещал, — несмело напомнил второй помощник капитана Эдик Логвин, не то отводя внимание от особы капитана «Отважного», не то опасаясь, что сейчас боцман обнародует и его, Эдика Логвина, симптомы штормовой болезни.
— Так вот, Резинкин, — согласился боцман. — Ничего был матрос. Шустрый… Думали поначалу его на гарпунера подучивать. Пока не случилось с ним настоящее чепе…
Все устроились поудобней. Как-то полегчало сразу в кают-компании, ибо разговор наконец-то уходил в область истории, оставляя в покое присутствующих.
— …Пришел он к нам из пароходства — не новичок вродё… Надо сказать, что переход в Антарктику до самого экватора проходил спокойно. В Средиземном, уже около Гибралтара, качнуло малость.
Кондей Валера, правда, спохватился — исчез из камбуза круг колбасы. Висел на крючке, говорит, и вдруг исчез. Стал Валера по палубе на карачках ползать — может, говорит, при резком крене сбросило колбасу и забило куда-нибудь в угол. Вот тут-то и объявился Витя Резинкин.
«Не ищи напрасно, я, — говорит, — закусил малость».
«На здоровье, — отвечает кондей. — А где ж колбаса-то?»
«Говорю, закусил!»
«Всей, что ли?»
«А что, жалко?»
«Да нет, — опять же заверяет кондей. — На здоровье!» А сам смотрит на Резинкина С некоторым испугом. Потому что в круге том без малого три килограмма было. И, глядя на Резинкина, трудно было даже предположительно поверить, что он смог ее, колбасу эту, в одиночку умять. Худой, заместо живота, наоборот, вмятина: руку подальше протяни — за позвоночник ухватиться можно.
«Ладно, — говорит кондей. — Съел — и на здоровье. А только, может, тебе у старпома касторки попросить? Для профилактики?»
«Ты не волнуйся за меня, — успокаивает кондея Резинкин. — Ты лучше с ужином расстарайся».
За ужином Резинкин, как ни в чем ни бывало, рубанул тарелку с верхом макарон по-флотски.
Кондей смотрел на Резинкина, как на йога какого. Словно тот не макароны, а змею заглотал. Хмыкнул, но промолчал. Может, ему понравилось даже, что такой в экипаже едок объявился. Правда, мы его вроде тоже не обижали; подметали все, что ни приготовит, да еще добавку просили.
Ну ладно… Идем дальше. Инцидент с колбасой забылся. Да и что там помнить? Съел человек три килограмма— жив остался, ну и будь здоров!..
Тут экватор наближается. А у нас трое новичков на борту и Резинкин в том числе.
Готовим праздник Нептуна. Купель на палубе устанавливаем. Меня кэп Нептуном назначает. Ну и кондей, понятно, соображает на камбузе обед попраздничней. Закусочку разную, шашлыки затеял, даже торт, хоть и отговаривали — не девочки, мол, — а он свое — испеку! Чтоб, значит, все как у людей.
Ну ладно… Все бы, может, и получилось, да только сорвался шторм. Завтра быть экватору, а сегодня с вечера как задуло — вроде сегодняшнего. Ведь всегда на экваторе в эту пору тишь да гладь, а тут содом и гоморра!.. Перво-наперво наш бассейн разнесло, чуть лебедку промысловую одним листом не загубило. Ну да шут с ним, с бассейном! Чего там новичков купать, когда на них и так нитки сухой нет. Пока с бассейном управились, пошел другой груз гулять по палубе. Хорошо всех окропило, что новичков, что старичков…
Столы к обеду хотели на корме соорудить — куда там! Унесло бы вместе с нами… Ну, набились в кают-компанию. Кэп поздравил… Пригубили вина тропического, а на обед и смотреть тошно. Кондей чуть не плачет. Старался, старался человек — и на тебе! Такое невнимание к его труду. Обидно, конечно.
Один Резинкин за всех за столом вкалывает. И закуску уговорил, и первое, и второе, и опять же за закуску по второму заходу. Кондей радуется, а нам смотреть муторно. Все же первый, если не считать в Средиземном, хороший шторм. Не приспособился еще организм. Да и вымотались мы на палубе, пока листы купельные усмиряли…
Читать дальше