Петр Кириченко - Четвертый разворот

— Отчего ты не веришь мне? — спросила она, но Федор не ответил, только поглядел сурово, и у нее отпала охота говорить дальше.

— Знаю я вас, — вдруг сказал Федор с таким злом, что Лида заплакала.

— Что же ты знаешь?

— Все! — Федор выругался и вышел из комнаты.

Что он знал — это так и осталось в тайне, да Лида об этом и не думала; в голове сидела одна мысль: Федор за что-то ненавидит ее... Но за что? Лида плакала, думая о том, что другие люди живут как-то не так. «Зачем он на мне женился? — спрашивала себя. — И зачем я вышла?..» Ей вспоминался злой взгляд, бездушные слова и то, что Федор не пожалел ее, когда она заплакала. И поскольку это была первая размолвка, неожиданная, то казалось, что невозможно так жить, тяжело было на душе, и хотелось бросить Федора и уйти к родителям. При мысли о родителях, с которыми было всегда легко и просто жить, Лиде стало совсем тоскливо... Вскоре она успокоилась, занявшись домашними делами, и снова надеялась, что Федор переменится. Он действительно несколько дней помалкивал, только смотрел на нее как-то косо, будто на что обижался. Лида посмеивалась и однажды задиристо спросила:

— Все еще боишься, что украдут?

Федор помолчал, пожевал губами и сказал, что женщин он знает. И снова взгляд его стал холодным, злым. Где он успел узнать женщин так хорошо и что они ему сделали — он не говорил, слушал с прищуром Лиду и молчал. Она говорила, что другие люди ходят в кино, в гости, любят друг друга...

— А мы только дома сидим, — продолжала она. — И к нам никто ногой. Я не могу пойти к родителям только потому, что у тебя нет друзей... Ты ни к кому не ходишь, и я не могу. У меня подруга...

— Хватит! — перебил ее Федор. — Никаких таких подруг не существует, обман это все. Вышла замуж — сиди дома. Ни подруг, ни товарищей! Каждый живет сам по себе!

— Как же так? А родители?

— А вот так, — отрезал Федор. — Сказано, сиди дома!

— Сам сиди, а я буду ходить к родителям.

— Ну к родителям иногда можно наведаться, — вдруг согласился он. — Родители есть родители, они, как говорится, свое отжили, поэтому проведать их надо.

«Ну и дурак! — подумала Лида. — Господи, какой дурак!» Но вслух ничего не сказала, почувствовав только, что ей становится ненавистен и Федор, и вся эта замужняя жизнь.

В один из ближайших вечеров она отправилась к родителям. Погостила у них, но ничего не сказала и старалась быть веселой. Да она и была веселой, потому что обрадовалась встрече с ними и сестрами.

Несколько дней ей было легче, она терпела брюзжание Федора, ходила на работу и даже вытащила мужа в кино. Правда, ему не понравился фильм, и он после говорил, что они зря потратили время. Он теперь уже не ездил на машине, работал слесарем в автобазе, приходил всегда вовремя и старался пораньше улечься спать. Лида привыкла читать по вечерам, а теперь она боялась взяться за книжку, потому что Федор начинал ворчать. Спорить не хотелось. Федор вскоре засыпал, а она лежала и смотрела в черноту спальни, в едва синевший проем окна, думала, вздыхала. В такие минуты жизнь виделась ей бессмысленной. Она тихо плакала, боясь, как бы Федор не проснулся и не пристал к ней с расспросами. Он непременно придрался бы, что плачет она по ком-то... Тяжелые были ночи, душные, и сны приходили безрадостные, оставлявшие к утру слабость в теле и грустные мысли.

Лида не понимала, отчего Федор так презрительно относится к людям в поселке, к самому поселку и отчего все вызывает у него раздражение. Когда она что хвалила, он насмешливо щурился и говорил:

— Что там ваш поселок...

Несколько раз он хвалил Хорол, где ему приходилось бывать, — родом он тоже был из тех мест, — и Лида сначала думала, что там он оставил что-то близкое и не смог ничего здесь полюбить. «Ну и женился бы там, — думала она, — взял бы себе в Хороле...»

Но вскоре она поняла, что муж ее просто злой человек, а злые люди всегда считают себя лучше других, поэтому не могут ничего полюбить; они брюзжат на весь белый свет, и, где бы они ни жили, им не нравится; их носит по земле, но нигде они не зацепятся прочно, потому что везде для них чужбина. Если бы Федор остался в Хороле, он и там нашел бы над чем ехидно посмеяться — говорил бы дурно о Хороле и кивал на другие места, дескать, там лучше. И тут ей по-другому увиделось, что Федор почти не вспоминал о своих родителях. «Хорол он нахваливает, — пришло ей в голову. — А что же уехал оттуда?..»

Однажды они с Федором шли по знакомой Лиде липовой аллее. Было морозно, на ветках искрился иней, ярко светило солнце. Эта сказочная красота напомнила Лиде детство, зимние каникулы; вспомнилось, что осенью аллея была густо усыпана листьями. Она улыбнулась своим мыслям, а Федор спросил: