Константин Золотовский - Рыба-одеяло

С капитанского мостика раздался приказ:

– Надеть спасательные пояса!

Борта застонали от волн. Вспененная ветром вода стала седой. Судно, как на пружинах, то подпрыгивало, то опускалось в глубокую водяную бездну.

Волны перехлестывали через борт, мыли палубу. Могучий Разуваев найтовил – крепил к палубе водолазное оборудование, спасая от волн. И яростно ругался. Его глухой бас сливался с ревом ветра.

В носовой части оборвало концы. Гутов бросился туда. Огромный водяной вал перекатил через него. Он уцепился за шлюп-балку [18] Шлюп-балки – железные балки, изогнутые вверху дугой. Служат для подъема и спуска шлюпок на корабле. .

Волны совсем стали накрывать судно. Только рубка одна виднелась. Вода не успевала сбегать через шпигаты [19] Шпигат – сквозное отверстие в палубе или в борту корабля для стока воды. и вкатывалась в кубрики.

Лицо Гутова пожелтело. Он совсем выбился из сил, но не отставал от Разуваева. Они и тут были вместе.

Два дня и три ночи продолжалась буря. А когда она кончилась, во­долазы снова принялись за работу.

И вот наступил долгожданный день. Приготовления к подъему лод­ки были закончены.

Волнение охватило команду. В назначенное время, по четко уста­новленному плану, все заняли свои места.

– Пошла! – негромко сказал командир.

– Вира! – прогремел боцман.

И сразу заработали лебедки на «Коммуне», специальном судне для подъема лодок. Пришли в движение мощные гини [20] Гини – большой мощности судоподъемные металлические блоки, толстые, многошкивные, диаметром около метра, до тонны весом. . Многострунные тросы, продетые под днище «Девятки», вздрогнули и, натянувшись, медленно поползли вверх. Высокая многоэтажная «Коммуна» огрузла и глубоко вдавилась в воду.

– Вира сильней! – повторил боцман.

«Коммуна» задрожала и подпрыгнула. Это «Девятка» оторвалась от грунта.

Водолазы придвинулись к борту. Наконец под водой, отливая сталью, мелькнула большая сигарообразная тень. Еще не веря своим глазам, смотрели они сквозь воду на ржавую спину лодки, на погнутый конец перископа, на тросы – на все то, что они не раз освещали в глу­бине Балтики своими тусклыми лампочками. Дружное «ура» раскати­лось по морскому простору и эхом отдалось в далеких берегах.

– Ура ЭПРОНу!

– Ура глубоководникам!

Наконец всплыла рубка подводной лодки.

На спасательных судах приспустили флаги. Отдать последнюю честь погибшим товарищам – таков морской закон.

Будто легкое дыхание пронеслось над затихшими кораблями:

Эпроновцы сорвали с головы бескозырки.

Каждый вспомнил все пережитое...

Поднятую «Девятку» накрепко запеленали в стальные тросы и бе­режно повели в Кронштадт. Это было 22 июля 1933 года.

Плавучая мастерская «Красный горн» шла морским каналом. Усту­пив дорогу встречному кораблю, она отклонилась от фарватера. Через несколько минут судно застопорило ход. Винты больше не проворачи­вались.

Я стал снаряжаться в воду, чтобы устранить помеху. Решил одеться потеплее – морозы уже стояли, – даже бушлат напялил под зимнюю водолазную рубаху с рукавицами «Куда навьючил на себя столько? – сказал водолаз Науменко. – Мешать будет при работе!» Но я заупря­мился, надел, и мы впервые поспорили из-за пустяка. А он мой приятель еще с кронштадтской школы, и жили мы с ним очень дружно, все делили.

Натянул я молча рубаху, взял в руки ножницы и спустился под корму судна. Гляжу – чего только не намотано на ступицы винта! Пень­ковые, цинковые тросы, проволока, дранье, тряпки. Все это перепуталось так, что сразу не найти, где начало, где конец. «Операция тюльпан» – называем мы подобную работу. Нелегкий цветочек!

Сел я на лопасть винта, ногами ее обхватил и ножницами прово­локу режу. Нащупываю концы, тряпки и сбрасываю на грунт. Уто­мился. Наконец последний обрывок троса остался на верхней ступице. Потянулся за ним и сорвался. На лету схватился за край лопасти, а он в острых заусеницах, и распорол себе рукавицу.

Камнем упал на грунт, и подошвы брякнули о сброшенное железо. Сразу обжало меня, а через прореху хлынула внутрь костюма ледяная вода.

Наступила особенная, подводная тишина, когда слышишь, как коло­тится твое сердце. Опустил я вниз рукавицу, воздух вырвался через нее из рубахи, и доступ воды прекратился. А сигнальный конец мой застрял на лопасти винта. Надо мне обратно туда подняться.