Журнал «Юность» - Журнал `Юность`, 1973-2

Лето, пляж. Блаженные, уставшие от отдыха люди. А у тебя прыжковая тренировка. Туры, многоскоки, пружинящие прыжки для голеностопа. Отдыхающие сначала косо поглядывают на нас, потом перекладывают подальше свои вещи (мы слишком пылим). Всегда найдется знающий человек, который спросит, что за ансамбль приехал. Недоверчиво посмотрит на наши прически и костюмы, когда услышит, что мы фигуристы. Нас привыкли видеть по телевизору нарядными и накрашенными…

Осень, ноябрьский праздник. Люди идут в гости, на демонстрацию, в кино, в театр. А у нас по плану работа над обязательными танцами и прокат произвольного — по большим кускам. И еще, как подарок к празднику, сорокаминутный кросс.

Зима. 31 декабря. Самый любимый, самый радостный, самый красивый праздник. Все по традиции в этот день подводят итоги, вспоминают перемены в жизни, которые принес год, радости и огорчения.

И у нас тоже есть традиции. 31 декабря группа Тарасовой катает целиком свои произвольные программы. Это не просто дежурный тренировочный прокат. Всё очень торжественно. Как на соревнованиях, тянем стартовый номер, затем после пятиминутной разминки все покидают лед. На старт выходит первая пара. Неважно, что на трибунах нет зрителей, что мы не в нарядных платьях, а в тренировочных костюмах и судьи не оценивают наши выступления по шестибалльной системе. Для нас это серьёзное и очень ответственное выступление.

А вечером мы уговорим администратора гостиницы и принесем в номер ёлку, тоже будем вспоминать, будем смеяться. Тарасова начнет танцевать, начнет нас жалеть: «Милые вы мои, я вас так замучила, а меня, помню, с шоколадом ходили уговаривали, чтобы я программу катала». Или пустится вспоминать, какими мы были молодыми, Славочка был причёсанный и аккуратненький, а Ирочка Моисеева все дрожала, как желе…

Я написала: «какими мы были молодыми». Я часто думаю об этом. Вот на факультете ходят умные мальчики и озабоченные девочки с блокнотами, с «репортёрами», они знают жизнь, всегда тебя учат, и я не спорю: я один раз заспорила, а мне сказали, что спорт — это несерьёзно. Им кажется, что спорт — это несерьёзно. Им кажется, что спорт — это бег трусцой ради жизни, а потом пьедестал и музыка…

У них все розовое-розовое, а у меня такое состояние было в тринадцать лет, и потом я поняла, что бывает и серое и, наверное, чёрное.

Спорт — это вся жизнь, но сконцентрированная.

Так в художественном фильме за полтора часа показывают жизнь человека, а у нас за десять лет укладывается то, что надо прожить за шестьдесят: мы маленькие, потом мы взрослеем, становимся зрелыми, стареем и уходим…

И чувства все концентрированнее. Обиды в тысячу раз обиднее. Мне мама иногда говорит: «Ты не знаешь чувства ревности». Но мне, может, уже не будет так горько, если меня оставит любимый человек, как было в тринадцать лет, когда меня оставил мой партнер Гена Карпоносов…

Но настоящий праздник, наш праздник наступил вчера.

Закончилось первенство Союза 1971 года. Ура! Результат: хороший прокат, второе место, хорошее настроение. Второй день соревнований пришелся на старый Новый год. Мы со Славой вышли на старт катать оригинальный танец без двух минут 12 и закончили выступление в 0 часов 1 минуту.

За встречу старого Нового года выпили водички и крикнули «Ура!»

Когда вспоминаешь соревнования, перед глазами — город и Дворец спорта.

Ленинград… Большие дома, большие мосты… Большой дворец… Гармиш-Партенкирхен: снег, горы, мороз, солнце и лед…

Вот Америка — огромное пространство и сплошные дороги, и все видишь как будто через увеличительное стекло — дома, большие машины, длинные прямые улицы. Исключением был только каток в Колорадо-Спрингс: маленький неуютный домик, низкий потолок, темные скамейки трибун и дым — густой, въедливый сигарный дым…

Ташкент — это три цвета: зеленый, желтый и белый. Зеленые улицы, сады, клумбы. Желтые глиняные дома на окраине, желтоватые от загара лица горожан. Белый Дворец спорта, белый лед, и многомного белых цветов.

Уютный Ростов, в котором живут гостеприимные люди. Там, во Дворце, после тренировки нас всегда угощают чаем.

Рига… Дождь, узкие улочки, красивые темные дома, хороший, удобный каток. А если зажмуриться покрепче, то Рига — это свечи, орган и розы.

Париж проездом… Париж! Париж! Париж! Это кружево. Начиная с решеток на окнах и кончая Эйфелевой башней. Париж с высоты птичьего полета — какой ты большой, светлый, легкий! Тысячи труб, трубищ, трубешек. Кружево балконных решеток, тонкие изгибы женских ног и ножек столиков в кафе.