— Проводите Владимира Елизаровича в учительскую, — распорядился я; и мальчики-танцоры, подхватив учителя пения под руки, повели в коридор. А мы с Агеевым конвоировали захваченного в плен.
Оказалось, в разгар танцев, как это бывало и раньше, к нам пожаловали неизвестные гости. Учитель Владимир Елизарович, хлипкий добрый старикашка, попросил их покинуть зал, а когда они попытались прятаться за танцующими парами, он настиг одного и по старой привычке ухватил его за ухо, но незваный гость тотчас ударом в челюсть сбил нашего блюстителя порядка. Девочки закричали, а «банда» начала расшвыривать танцующих, буквально бить кулаками парней налево-направо — кого в бок, кого в скулу. А тут еще кто-то панически закричал: «Берегитесь, у них ножи!» Наши герои, самонадеянные интернатцы, падали как скошенная солома, разбегались как мыши. «Злодей», связанный нами, невысокого роста широкоплечий юнец, даже помоложе десятиклассников. Конопатое растерянное лицо, голубая рубашка, пиджачок, длинные взлохмаченные волосы. Он шел, конечно, к нашим девочкам «кадриться», танцевать. В кабинете русского языка мы усадили захваченного «языка» за парту. Любопытных набилось — не протолкнешься.
— Что с ним делать? — обратился я к школьникам.
В меня вперились недоуменные взоры, будто я шучу, привыкли, что директор все знает. Попросив Лизу Рощину записывать мнения комсомольцев, я ожидал предложений.
— В милицию его!.. — советовали ребята.
— Узнать, кто такой, и прогнать на улицу.
Постепенно смелели.
— Дать ему пендаля, и все! Другие предостерегали:
— Это же пэтэушник! Они нас бить потом будут!
— Нас в поселковый клуб не пустят!
Одни голоса требовали передать «хулигана» руководителям сельского ПТУ (откуда, предположительно, он пришел, хотя сам молчал, только усмехался), другие — отпустить. И опять Агеев выручил. Подмигнув мне, быстро развязал «арестанту» руки, крикнув: «Ну раз вы не знаете, куда его девать, я его провожу». Я кивнул Агееву, и он под растерянные возгласы ребят увел «бандита» за двери. Сам скоро возвратился.
Кареглазые, синеглазые, розовощекие, худенькие и крепкие шестнадцати-семнадцатилетние парни озадаченно смотрели на меня. Агеев посредственный ученик, троешник, но вел себя толково, смело. А гурьба ребят — почти вся комсомольская организация школы — скромно молчала. Стыдно за интернатцев, за их ужасную скованность, забитость. Сколько сказок о детдомовцах-хулиганах! А ведь это легенды, дошедшие до нас из эпохи детского бродяжничества первых лет гражданской войны. Пэтэушники, их больше, чем наших интернатских, действительно сорванцы, там есть и хулиганистые подростки, но они такие же, как наши школьники.
— Никакой вам свадьбы! — раздосадованно бросал я в зал. — Такая армия воинов не могла утихомирить трех пацанов! Паникеры вы! Слабаки! Нас и надо терроризировать, потому что мы трусы! Марш в общежития, а приходящие — по домам!
4
«Следственная комиссия» десятиклассников, которую опять-таки возглавил Виктор Агеев, установила, что «бандитов» в школу «заманил» восьмиклассник Петя Водолеев. Классная руководительница охарактеризовала мне Водолеева. Хрупкий, опрятно одетый мальчик, комсомолец, «вертун», непоседа и пакостник. Сидит обычно у окошка, в прошлом году на уроках хрюкал как поросенок, не раскрывая рта, учительница истории посылала нарочного во двор прогонять животное. Весь класс потешался. Уличив Петю в коварстве, учительница возмущалась. В школу вызвали отца Водолеева. Мальчик остепенился. Но учится кое-как, на уроках невнимателен. Я затребовал тетрадку с самохарактеристикой Водолеева. Вот что Петя написал о себе:
«1. Происхождение: папа слесарь кирпичного завода, мама бухгалтер. Бабушка умерла, когда мне было семь лет. Есть сестра Маша, ей три года. Прославленных родственников не имею. Русский. Наследства от родителей никакого не получу.
2. Совесть: стыжусь, когда стыдно.
3. Эмоциональность: люблю кинофильмы, люблю игры, люблю сам смешить.
4. Память — восприятие: память моя неплоха, хотя меня бранят учителя за невнимательность. Ленюсь в учебе. Это правда. Математику запустил. У меня память какая-то другая, не такая, как у всех…
5. Ум: у меня свои способности.
6. Воображение: мечтаю изобрести новый автомобиль.
7. Страх — агрессия. Сам я ни на кого не нападаю. Боюсь только папки, который дерется по доносу учителей, я прыгал с крыши, ныряю в воду с двухметровой вышки. Если будет кружок парашютистов, запишусь.
Читать дальше