Владимир Фалеев - Дом моей судьбы

Комсомольцам пришлось долго внушать Танечке Воеводиной гордость за своих предков! И та же девочка, которая плачущим голоском мямлила «папа алкоголик», «маму убила химия», стала хвалиться своей родословной. Ребята записали в свою памятку: «Гордиться своими родителями, поддерживать с ними все узы, отвергать родственные связи для получения возможности поступить в вуз, в техникум, занять высокую должность; жить только на свои заработки, помнить слова великого поэта о надменных потомках».

— У вас есть одно противоречие, — заметил я. — «Гордиться родителями» и тут же — «помнить слова великого поэта о надменных потомках». Смысл жизни Ильи Борисовича Кореня в том, чтобы вырастить сына Ромку, дать ему образование, сделать наследником всего, что накопил. Даже вас, Александр Илларионович, он подговорил, чтобы вы спасли его чадо от наказания. Использовал дружбу с вами.

— Любовь родителей к детям вечна, — нахмурился Александр. — Слепая и святая эта любовь несет в себе вечное противоречие. А вечные проблемы и решаются каждым поколением по-своему. Нельзя же вечное программировать однажды и на сотни лет вперед?! Коммунистическая мораль отвергает частную собственность, передачу богатств по наследству, не мирится с протекционизмом для детей и родственников. Десятиклассники на комсомольском собрании постановили: искоренить шпаргалки, только личными усилиями пробиваться в вузы. Впрочем, у нас очень престижны профтехучилища… Но это другая тема.

Уже после того, как я, спрыгнув с вышки, удачно приземлился, Александр наконец рассказал о школьной свадьбе.

Пасмурным сентябрьским днем мы со старшеклассниками были на колхозном капустном поле. Ребята, вооруженные кухонными ножами, рубили кочерыжки, сбрасывая вилки в борозду, медленно шли длинным фронтом с одного конца поля в сторону другого. Ножи нам дали легкие, короткие, а кочерыги твердые, как дерево, и ребята и девочки сразу набили на ладонях мозоли. Ночью был дождь, в огромных крайних листах капусты, как в фарфоровых чашах, скопилась хрустальная вода; устав, все пьют эту воду, жуют хрусткие листья. От воды мокры-мокрешеньки — и куртки, и брюки, и юбки.

Рубка капусты дается тяжело. У мальчиков удары резче, кочаны валятся в борозду быстрее, а девочки измучились, хнычут: секут, секут ножку кочна, пока-то его перерубят. Колхозный бригадир обещал выдать нам другие, более тяжелые секачи, да уехал и, видно, забыл. Сзади подъезжают автомашины с прицепными тележками, крепкие колхозницы легко, будто мячи, швыряют тяжеленные капустные головы в кузова машин, в короба тележек. Смеются над нами. «Эх горе-трудяги!» Несмотря на свою физическую подготовку, я работаю ножом не очень-то быстро, впрочем, стараюсь не опережать воспитанников, помогаю слабеньким девочкам. Вдруг ко пне подходит Витя Агеев, разбитной, шустрый паренек; он в телогрейке, в кепке — сразу видно, что неинтернатский, а приходящий.

— Александр Илларионович, вы Веню Дубровина видели? — Маленькие лукавые глаза Вити загадочно поблескивают. — Парень жениться собрался!

Не разгибаясь, срубаю «головы» капусты, я уже слышал, что студент сосватал девушку, она живет с матерью в городской квартире. У Вени нет родителей, хотя он получает повышенную стипендию, нелегко ему приходится.

— Я ему не отец, пусть женится, — отвечаю Агееву.

— Как это не отец? — не без насмешки говорит Виктор. — Вы нам отец, а интернатским особенно…

— Тебе капуста надоела, ты лясы точишь, — поучительно одергиваю ученика. — В своих намерениях Дубровин сам признается.

Витя ухмыляется виновато, нацелясь в лежащий кочан капусты, ловко швыряет нож, тот кончиком вонзается в мякоть вилка.

— Вот если бы так умело работал, — назидательно говорю Агееву.

— А давайте, Александр Илларионович, устроим Дубровину школьную свадьбу! — подмигивает Агеев; быстро вытаскивая из кочана нож и, нацелясь, снова резко вонзает его почти в старую рану вилка. — Интернат для Вени дом родной…

Нас окружают учащиеся, галдят, радостно фантазируют. Какой грандиозный можно устроить праздник! Девочки бы пели невесте песни, на девичнике косу бы ей расплетали-заплетали, на свадьбе величали бы жениха и невесту…

— Песни петь не капусту рубить, — отвечаю.

— А хотите, Александр Илларионович, всю деляну мы вырубим за один день?! — с вызовом, подперев бок одной рукой и выставив левую ногу в мою сторону, провозглашает Агеев.

— Ну, бахвал! — Осматриваю выражения лиц других и вижу по глазам, что у Агеева есть приверженцы.