Пантелеймон Романов - Русь. Том II

В восемь часов стали появляться офицеры с дамами. Дамы раздевались в большой, с дощатыми стенами передней собрания, где денщики принимали одежду. Было даже несколько тесно, как бывает на балах, когда от дружного съезда гостей в раздевальне образуется толкотня.

Дамы, освобождаясь от шубок, в бальных газовых платьях, припудренные более обыкновенного, выходили на простор блестяще освещённого зала, излишне щурясь, чтобы тем показать и самим почувствовать ослепительное освещение празднично приготовленного зала.

Павел Фёдорович, остановившись в дверях, в последний раз хозяйским взглядом пробегал по накрытым столам.

— С этой сестрой не советую целоваться, — тихо сказал офицер своему компаньону, молоденькому прапорщику с родинкой на пухлом девическом подбородке.

Тот оглянулся. По залу шла полногрудая сестра милосердия с сильно напудренным лицом и завитыми выпушками волос на висках из-под чёрной косынки. На руке у неё свободно болталась золотая браслетка.

Она шла с беспокойной улыбкой.

— Эта та… «известная» Кэт? Зачем её приглашают!

— Да её никто и не приглашал. Она сама пришла. Неудобно же выгнать…

— И ещё пьёт! Таких пристреливать надо! — сказал старший офицер с брезгливой гримасой.

Черняк с Савушкой тоже пришли и стояли в стороне. Причём у Черняка было спокойное, равнодушное лицо, а у Савушки в глазах бегали огоньки.

— Мозжухин! — крикнул Павел Фёдорович пробегавшему с салфеткой на руке Владимиру, — накрой в углу под пальмой отдельный столик на четыре персоны.

— Слушаю-с, ваше благородие!

Зарудный, о котором беспокоился полковник, пришёл прямо из окопов, но уже успел побриться и нафабрить усы. У него был робкий и стесняющийся вид, какой бывает у безнадёжных алкоголиков, глаза были напухшие и руки заметно дрожали.

Все стали рассаживаться.

Руки мужчин сразу потянулись к бутылкам.

Зарудный вынул из кармана фляжку и, взяв со стола стакан, налил в него под столом спирту.

— Вот не предусмотрел! — сказал его сосед по столу, полный капитан с заросшими, давно не стриженными волосами, и с досадой крякнул. Потом подозвал Владимира Мозжухина. — Нельзя ли, братец, того… усилить батарею… тяжёлыми снарядами!

— Сию минуту! — сказал Владимир и исчез.

— Господа офицеры, помните условие! — сказал полковник.

Первые полчаса стоял равномерный гул голосов по всем столам, потом он начал разбиваться, и нет-нет да где-нибудь уже слышался повышенный голос, чего-то требующий, что-то пьяно-раздражённо доказывающий, и вокруг него на некоторое расстояние все смолкали.

Аркадий Ливенцов, встав из-за стола с бокалом в руке, хотел подойти к концу стола, но неожиданно столкнулся с Кэт.

— Зачем ты пришла сюда? — сказал он грубо. — Ты знаешь, что тебе пить нельзя.

Кэт бледно, жалко улыбнулась.

Он махнул с отвращением рукой и повернулся от неё, но в это время на него наскочил какой-то денщик. Бокал с вином вылетел у него из рук. Аркадий с брезгливой злобой незаметно тычком ударил денщика кулаком и с отвращением вытирал руку ослепительно чистым носовым платком. Испуганный насмерть денщик, у которого текла на гимнастёрку и на пол кровь, стоял перед ним навытяжку. Аркадий смотрел на него, как бы раздумывая: ударить его ещё или нет. Но в это время между ним и денщиком прошёл Черняк, зацепив Аркадия локтем, и негромко сказал денщику:

— Пошёл отсюда…

Аркадий побледнел, его рука сделала быстрое движение к заднему карману под тужуркой. Но в упор встретился глазами с Черняком, и рука Аркадия сама собой опустилась.

Почти никто не заметил этого инцидента. Стол начал разбиваться на отдельные группы; кое-кто уже громко спорил, кого-то в чём-то уговаривали.

Аркадий отошёл от Черняка, но бешенство клокотало в нём.

— Чего эти рожи прилипли к окну, точно на деревенской свадьбе! — крикнул он вдруг и, схватив со стола бутылку, пустил ею в окно.

Окно разбилось вдребезги, и солдатские лица исчезли.

— Вы изуродовали человека! — сказал кто-то.

— А вы, может быть, хотите защитить его? — спросил Аркадий с изысканной вежливостью.

— Не защитить, а глупо.

На некоторое время веселье нарушилось. Павел Фёдорович, прибежавший на шум, бросился закладывать солдатским одеялом разбитое окно.

И через минуту все забыли об этом происшествии.

Веселье разгоралось. Уже виднелись первые павшие, которые, обессилев, сваливались головой на стол или сползали под стол.