Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— Здесь они должны были переправляться, — остановился Береговой у пологого ската, который неприметно сливался с кромкой заснеженного льда.

— Следов не видно, — отозвался кто-то из управленцев.

— Откуда они, следы, — раздраженно возразил Стуге и, сбежав на лед, взмахом ноги проделал в снегу борозду. Через какие-то мгновения поземка уничтожила ее бесследно.

Артиллеристы смотрели на противоположный берег, уже темный и едва различимый, ставший теперь опасным, враждебным. Чувство, схожее с упрямым любопытством, безраздельно овладело Береговым.

Он перекинул через голову ремень автомата.

— Пошли!

Неожиданный выстрел заставил его вздрогнуть. Нет, не от внезапности оглушительного выстрела вздрогнул он, — голос пушки родной батареи заставил сердце учащенно забиться. «Четверка!» — мелькнула в голове радостная мысль.

Они побежали по льду туда, где раздался зов «четверки» и где уже прогремела три раза пушка полегче калибром — неприятельская. Внезапно вспыхнули ракеты и выхватили батарею из тьмы; она развернулась на льду, готовая биться до конца. Как близко светили эти проклятые ракеты, но как далеко было бежать до пушек! Береговой чертыхался вслух и, должно быть, кричал о том, что не надо разворачиваться всей батарее, надо уходить с этого хрустящего под ногами ненадежного льда. Грохнет сейчас немец по льду тяжелыми снарядами — и орудия, и лошади, и люди пойдут на дно.

— Макатаев... Соколов! — кричал он задыхаясь, но Стуге опередил его:

— Отставить, на передки... галопом марш!

— Что ты делаешь? — налетел на Макатаева Береговой.

— Танк, товарищ младший лейтенант.

— Вижу, что не корова... На лед он не полезет. Гони... гони! — почти впихнул он Макатаева в седло и побежал к орудию Соколова, яростно бившему по танку. Но не успел Береговой крикнуть: «Огонь отставить», как орудие с громом выбросило красноватую струю пламени, и в тот же миг впереди раздался характерный звук разрывающегося снаряда, на месте разрыва появился сноп огня — загорелся немецкий танк.

Все это запечатлелось в сознании с калейдоскопической быстротой. За кромкой темного леса вспыхнул заревом отблеск. Над артиллеристами пронеслись снаряды, разорвались позади, раскромсав лед.

— На передки... галопом! — дернул за плечо Соколова Береговой и вскочил на лафет орудия.

Шестерка натренированных лошадей помчалась по льду к родному берегу. Ее провожали методические залпы немецкой артиллерии. Когда очередная серия ракет взвилась в воздух, стало видно, как к тому месту, где только что были кони, орудие и люди, бежали немцы.

— Держи правее, правее! — закричал истошным голосом Соколов и спрыгнул с зарядного ящика под самые колеса.

Но предупреждающего голоса командира орудия никто не услышал, а лошади, храпя, попятились на катящееся по инерции орудие, и коренники, подтолкнутые им, в диком порыве шарахнулись в сторону, увлекая за собой уносы. Береговой едва удержался на лафете, и почти под ним возник на секунду черный провал во льду и неподвижная, словно мертвая, вода, отсвечивавшая мелкими искрами...

Уже на берегу, родном и милом, командир дивизиона увидел Стуге, о присутствии которого, кажется, успел забыть.

— Тронулись, — сдерживая дыхание, сказал Береговой, изо всех сил стараясь показать, что происшедшее нисколько не взволновало его. Но Сережа придвинулся к нему вплотную и сдавленным голосом, в котором слышались рыдания, запротестовал:

— Орудие... как же мы без орудия вернемся?

— Не может быть! — И Береговой, чувствуя, что случилось что-то непоправимое, бросился во тьму, туда, где угадывались орудийные упряжки. Он чуть не наткнулся на Забару.

— Говори, что случилось?

Но Забара осторожно, почти нежно, отстранил своего командира и снял шапку. За ним обнажили головы остальные, и Береговой, еще не понимая до конца, что произошло, тоже сорвал с головы ушанку...

Двинулись в мутной ночи, молчаливой, ветреной и тоскливой. Третье орудие с милыми, верными товарищами лежало на дне Истринского водохранилища. Проклятый снаряд разрушил под ними лед; без стонов и крика опустились они в полынью.

— Не надо... не надо, — неловко толкал Берегового плечом Стуге. Но все равно Береговой не мог, не в силах был сдержать кашля, которым хотел обмануть и себя, и Сережу, и огневиков...

Нет, есть такие мгновения в жизни, когда и мужчине не стыдно горько, беззвучно плакать. И пусть слезы обжигают щеки, солеными каплями остывают на губах.