Сначала что-то горячее подступило к сердцу Вали, а потом ей стало холодно, и откуда-то издалека она услышала голос бойца. Это был Сырбаев, который хорошо знал дочь генерала.
— Что вы, товарищ лейтенант, окопные страхи на сестру нагоняете. В самом деле вам надо выпить чайку, успокоиться.
— Успокоиться?! — прохрипел лейтенант, снова пытаясь вскочить. — Да как ты смеешь говорить это, когда, быть может, нашего генерала уже нет в живых!
Сырбаев в страхе взглянул на Валю и сразу заметил, как побледнели ее щеки, черные круглые глаза расширились и сделались неподвижными. Но тут же она решительно протянула стакан лейтенанту.
— Пейте!
То ли понял раненый, что сказал что-то неладное, то ли силы оставили его, только он взял стакан и крупными, резкими глотками опорожнил его, не спуская с лица сестры печальных голубых глаз.
Валя машинально приняла пустой стакан и так же машинально вышла в коридор. Тут ее перехватил Желваков и, не отводя глаз, заговорил:
— С ранеными все в порядке. Тебе, Валя, можно отдохнуть. Иди.
— Зачем? — безучастно спросила она и мысленно докончила: — Зачем вы скрываете?
А Желваков, придав своему голосу начальнический тон, продолжал:
— Как зачем?.. Впереди столько работы. Тебе надо восстановить силы.
— Я знаю... я все знаю. Это — правда?.. — глухо вымолвила она и пошла своей неторопливой походкой в кипятильник. «Почему... почему я не умею плакать?» — беззвучно шептала она.
И вдруг страшное подозрение мелькнуло у нее: а что если отца провезут мимо медсанбата и она не увидит его?
Валя торопливо передала стакан какому-то бойцу и снова метнулась в коридор. Она едва не столкнулась с комиссаром медсанбата, который вовремя придержал ее за руки и так, не выпуская рук, сказал:
— Надо ехать в Истру. Машина ждет.
Валя подняла на комиссара черные, сухие глаза и с мольбой в голосе спросила:
— Вы-то можете мне сказать, это — правда? Я готова ко всему.
— Если бы я знал, — горько вздохнул комиссар.
Валя молча собралась, молча села вместе с Желваковым в санитарный автобус, который плавно помчал их в ночь, навстречу неизвестности.
Люди сосредоточенно молчали, пока в автобус на какой-то остановке не вошел плотный высокий человек и, окинув всех взглядом, сел рядом с Валей.
— Можно трогаться, товарищ член Военного Совета? — спросил кто-то из кабины шофера.
— Да, — коротко ответил Валин сосед, и автобус снова помчался вперед.
Член Военного Совета плотнее втиснулся в сиденье и ровно, как бы продолжая случайно прерванный разговор, тихо забасил:
— Вам, товарищ Панфилова, придется сопровождать генерала, вашего отца в Москву, а потом поехать на родину. Мы верим в ваше мужество. У вас есть мать, сестры, брат... Вы должны разделить с ними свое мужество.
Он коснулся ее руки, и Валя поняла, что член Военного Совета хочет, чтобы она заговорила. Доверчиво повернулась она к соседу, и он показался ей отцом. Валя ужаснулась этому сходству и прошептала:
— Я буду такой, как отец.
— Спасибо вам.
Член Военного Совета положил свою широкую ладонь на руку Вали и провел по ней. Слова и этот жест были отцовские. Валя прильнула к его груди и замерла.
В Истре Валю провели в какую-то комнату и оставили одну. Вот сейчас она увидит отца... Она бросится к нему... Она сама перевяжет рану.
Но вскоре ее снова обступили сестры, хирурги, что-то говорили, предлагали сесть, но она не садилась. Она обвела всех недоуменным взглядом и с укором спросила:
— К чему все это?
— Ни к чему! — почти грубо отозвался Желваков. Горе сузило его большие глаза. — Нет больше нашего генерала, твоего отца, Валя!
— Что вы! — ахнула пожилая медицинская сестра и загородила Валю, словно от удара.
— Я хочу его видеть... Где мой отец? — гневно обратилась Валя к Желвакову.
В комнате, куда они вошли, на столе лежал ее отец в полной боевой форме. Валю поразило его живое, спокойное лицо с улыбкой на губах. Именно по этой теплой, с детства знакомой улыбке она сразу поняла — отец мертв. И тотчас в ее глазах закружились лица генералов, командиров, бойцов, поплыли цветы, окна, стены. Без посторонней помощи вышла она на улицу, прислонилась к заснеженной стене. Потом кто-то поправил на ней шапку.
Очнулась она лишь под утро следующего дня, когда тело отца было доставлено в Москву и гроб установлен в зале Дома Красной Армии. Валя видела гроб, утопавший в цветах, воинов, женщин, детей, рабочих московских заводов, которые медленно шли нескончаемой вереницей под звуки траурных мелодий.
Читать дальше