Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— Коня комдиву, — кричит он в приоткрытую дверь. Затем неторопливо возвращается к столу и склоняется над недописанным боевым донесением.

На улице ординарец крепко под уздцы держит жеребца Семирека. Его покорный Орлик свободно стоит поодаль.

Они молча трогаются. Тишина. Снежинки легкие, мелкие кружатся в воздухе. Неслышно садятся на полы шинели, на мохнатые перчатки, на придорожные ели и кусты. Какую-то долю секунды они ясно обозначаются на крутой шее Семирека, потом плавятся и увлажняют короткий ворс коня.

Вместе со снежинками на землю нисходит ранний зимний вечер. Первые ракеты взлетают бесшумно над линией фронта. Белыми струйками взмывают над мертвым белым полем и внезапно гаснут на ничейной полоске земли.

Тишина. Вчерашний вечер тоже так начинался, после такого же яростного ратного дня. Только снег падал крупными липкими хлопьями, когда к Береговому без предупреждения ворвался комбат Андреев и, сорвав с головы заснеженную ушанку, выдохнул:

— Товарищ комдив, у меня беда...

И Береговой понял, что у него действительно беда. Он взял Андреева под руку и тихо сказал:

— Выйдем.

На улице Андреев стал торопливо рассказывать, как после отбоя он стал проверять состояние батареи и как все оказалось в порядке — и орудия, и передки, и кони... И даже на снарядах сохранились сортировочные таблички...

— Кони... таблички... Докладывайте, что за беда у вас?

— Подносчик снарядов первого орудия Мосин и замковый Сударик исчезли, — отрапортовал комбат, внезапно остановившись и поднеся руку к виску...

— Вы не командир батареи, а... Где же твой комиссар был? Куда он глядел? На батарею! — закричал Береговой так, что Андреев отшатнулся от него.

Возвратившись к себе, Береговой бросил ординарцу: «Коней!», торопливо написал короткое, внеочередное донесение командиру полка о чрезвычайном происшествии и ускакал на батарею. Вскоре туда прибыл Скоробогат-Ляховский. После тщательного расследования стало ясно: и Мосин, и Сударик дезертировали.

Их задержал секрет левофлангового пехотного полка дивизии, выставленный за передний край. Во втором часу ночи в тесной и душной комнатушке предателей допрашивал командир полка. Он твердо сидел на шатком, домашней работы табурете, и обветренное лицо его пылало. Слабый и тихий огонек семилинейной лампы придавал лицу Курганова лиловатый оттенок. Натруженные бессонницей и непрерывным напряжением глаза лихорадочно блестели голубым холодным огнем. Было ясно: командир полка жестоко страдает. Перед ним стояли два его питомца, два его батарейца. Огромный, непомерной силы Мосин тупо и безнадежно вызывающе смотрел поверх командира полка на темное стекло окна, наглухо захлопнутого снаружи. Сударик, теперь действительно похожий на вялый гриб, безвольно уронив голову, глубоко и часто дышал, и на его сухоньком веснушчатом лице было обозначено одно глубокое желание: скорее умереть.

На столе перед Кургановым лежали две аккуратно разглаженные фашистские листовки. Помимо прочего, на них были отпечатаны пропуска на русском и немецком языках. Листовки отобрали у предателей. И бумажки эти, казалось, обожгли пальцы командиру полка, с омерзением отбросил он их прочь. Комиссар молча взял листовки, неторопливо свернул и так же неторопливо положил в планшет.

— Все, — сказал он. — Предателей Родины под надежной охраной доставить в штаб дивизии.

И когда захлопнулась за ними дверь, Курганов стремительно встал с табурета.

— Ах, шкуры...

— Георгий, — ласково и тихо прервал подполковника комиссар, — уже четвертый час. Надо готовиться к рассвету, а мне в политотдел, за ними.

Невесть откуда взявшаяся мохнатая пепельно-серая бабочка заметалась вокруг красноватого огонька лампешки. И в такт ее движениям на стенах и на потолке внезапно возникали и тотчас исчезали многочисленные тени.

Откуда-то с переднего края донеслась торопливая очередь немецкого автомата... другая... третья. Тотчас полоснул щедрой очередью наш станкач. Взвизгнули и раскололись первые мины. «На моем участке», — прикинул в уме Береговой и насторожился.

Продолжительный зуммер приковал Курганова к телефонному аппарату, и он, не дослушав доклада и не отрываясь от трубки, приказал Береговому: — В дивизион!

Уже за дверью командир дивизиона услышал сердитое, но заботливое предупреждение подполковника:

— По дороге смотрите в оба. Чем немец не шутит, пока ворон считают...