Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

— Хорошо бы, конечно, вооружить в каждом полку хотя бы роту...

— Пока нет возможности. Дадим тем, кто сидит на танкоопасных направлениях, — посоветовал Серебряков.

— Так, значит, и порешим, — после короткого раздумья произнес генерал, — левофланговый полк у нас на самом опасном, ответственном месте расположен: шоссе, железная дорога. Отдадим туда.

— Совершенно справедливо, товарищ генерал. Этот по сравнению с остальными полками в тяжелом положении.

— Скажите, пусть подают санки, а вы оставайтесь, командуйте тут. Я поехал. Не ждите до вечера. Вручу противотанковые ружья, побуду у них на полковом партийном активе. К празднику готовиться надо.

На лесной опушке генерала встретил батальонный комиссар Петр Васильевич Логвиненко. Поздоровавшись, Панфилов сразу спросил:

— Знаешь, зачем приехал? Подготовился?.. Веди меня, батальонный комиссар, к Момыш-улы.

— Все готово, товарищ генерал.

— Ну и поехали.

Панфиловым овладело нетерпение, ему хотелось поскорее вместе с бойцами припасть к прикладу противотанкового ружья, пристрелять его, увидеть работу этой машины своими глазами, порадовать, воодушевить бойцов. Всю дорогу он молчал, но непоседливо ворочался, точно ему неудобно было сидеть.

В батальоне приготовили импровизированный полигон с мишенями из железнодорожных рельсов. Поздоровавшись с Момыш-улы, Панфилов приказал ему рассредоточить бойцов, а сам повернулся к мишеням и долго смотрел вдоль железнодорожного полотна, прищурив глаза. От насыпи на запад убегала ровная гладь земли, прикрытая неглубоким слоем снега. Настоящий танкодром. Есть где разгуляться.

— Ну что ж, посмотрим, как они тут теперь прогуляются, — ответил своим мыслям вслух генерал и повернулся к Баурджану: — Начнем! Давайте поближе всех сюда. А вы, — обратился он к артиллерийскому технику, — займитесь с бойцами. Попроще да потолковей объясните устройство ружья, его боевые качества.

Панфилов сам рассказал бойцам об особенностях окопа для противотанкового ружья. Он внимательно следил за выражением лиц бойцов и, уловив малейшее недоумение, возвращался к рассказу снова, еще и еще раз объяснял до тех пор, пока хор голосов не подтвердил:

— Понятно, товарищ генерал.

— Раз понятно, — давайте рыть.

Никто не замечал волнения Панфилова, а он волновался. Иван Васильевич ревниво смотрел на дружную работу бойцов, вслушивался в неторопливую речь техника, что-то пустяковое, не относящееся к делу, говорил Баурджану и вдруг резко сказал, подбежав к окопу:

— Землю, землю не разбрасывайте. Вы что, каждый ком маскировать собираетесь?

Когда он отошел от окопа, один из бойцов буркнул:

— Строгий генерал.

— И правильно. Строгость в настоящем деле полезна.

— А я так думаю: справедливый человек всегда требовательный. Требует, значит, беспокоится, любит, — вступился за генерала Фролов, не переставая спокойно, размеренно выбрасывать смерзшуюся землю широкой лопатой.

— Ну как, товарищи, мудреная штука? — обратился генерал к бойцам, занимавшимся разборкой противотанкового ружья.

— Что вы, товарищ генерал, — весело откликнулся один из бойцов, видимо, казах, — все яснее ясного.

Говорил боец по-русски свободно, без малейшего акцента, и Панфилов без труда признал в нем Сырбаева.

— Окоп для противотанкового ружья готов, — доложил Баурджан, подойдя к генералу.

— Хорошо... хорошо... Сейчас мы испытаем, — кивнул генерал, но внутреннее волнение вновь овладело им, когда Сырбаев привычно и сосредоточенно начал целиться, плотно прижав приклад к плечу. Напряженная тишина и неподвижность воцарились около окопа. В такие минуты каждый старается даже затаить дыхание. И вот он — выстрел, более резкий, более громкий, чем из обычной винтовки. Сырбаев повернул голову — все смотрели на цель. Один Панфилов встретил его взор и кивнул головой: еще огонь. Когда вторая пустая гильза отлетела в сторону, Панфилов негромко произнес:

— Стой, к мишени.

Сырбаев вскочил и первым устремился к рельсу, но, тотчас поняв бестактность своего поступка, повернулся кругом и, не глядя на генерала, пристроился за его спиной. Сердце его учащенно билось. Со второго выстрела — это Сырбаев твердо знал — рельс он пробил. А первая пуля... она и есть первая, к ружью-то надо было приладиться.

У мишени все плотным кольцом обступили генерала, который присел на корточки и, поворачивая кусок железа, молча любовался пробоинами. Одна из пуль прошлась по кромке рельса и оставила рваную касательную метину, но другая прожгла рельс насквозь.