Дмитрий Снегин - Собрание сочинений в пяти томах. Т. 5. Повести

Он снова внимательно перечитал их. Удовлетворенно заметил:

— Ну вот, можно, выходит, по-человечески писать, — и твердо подписал: «Панфилов».

Потом мысли его начали быстро перебрасываться с одного на другое. Хорошо бы усилить дивизию танками, да и с воздуха надежнее прикрыть... Тогда бы... Будет и это скоро, будет... «А как там Валя? — вспомнил он о дочери, — давно уж я не был в медсанбате. Да и не удастся скоро. Надо будет сказать, чтобы сама приехала повидаться. Выжил немец медсанбат из села — бомбит, а палаток маловато было. Проверить надо, получили ли».

Он думал о том, что неистощимы изобретательность и находчивость бойцов. Только снег выпал, а в блиндажах и землянках буржуйки жарко топятся. Где их раздобыли — неизвестно. Потом он с гневом вспомнил слова пленного «дикая дивизия», и тотчас в его памяти всплыл рассказ комиссара о подвиге Абдуллы Джумагалиева — он генералу и стихи его прочел. Надо сказать редактору, чтобы напечатал в газете и стихи, и рассказ о самом пулеметчике. И на родину надо послать достойное письмо, чтобы не придавило горе семью...

Панфилов задремал, а когда очнулся, сквозь щели плащ-палатки пробивался широкими полосами свет утра, с которым не в силах было спорить красноватое пламя самодельного светильника. Перед ним стоял Серебряков с раскрытой папкой.

— Ну что у вас, Иван Иванович? — спросил генерал, подойдя к окну и сдергивая плащ-палатку.

У начальника штаба от бессонной ночи воспалились глаза, щеки изборождены мелкими морщинами. И доклад предстоит неприятный — о ЧП в артиллерийском полку.

Отбита еще одна яростная атака. По узкой и шаткой лесенке, уютно обжитой многолетней пылью, какими-то легкими давно высохшими семенами и мякиной Береговой спускается с чердака. Лесенка домовито поскрипывает, потом вдруг стремительно валится. На плечи обрушивается сухая колючая щепа, куски бревен; запах жженого тротила ударяет в нос. И, прежде чем Береговой успевает сообразить, что произошло, сверху, с чердака, доносится приглушенный, но четкий голос разведчика:

— Все в порядке, товарищ младший лейтенант. Стереотруба жива.

— Продолжать наблюдение за противником, — говорит командир дивизиона и, отряхнувшись, устало входит в штабную комнату. Битое стекло уже прибрано и вышвырнуто прочь... В пустые переплеты рам свободно врывается холодное дыхание ноябрьского дня. Связист, притулившийся к выступу большой русской печки, предупредительно обращается к Береговому:

— Вам сотого?

На его ушах, как две огромные черные серьги, висят телефонные трубки. «От бывалых фронтовиков переняли, — думает Береговой, глядя на связиста. — Так ловчее — руки свободны, да и задремлешь, все равно трубка при ухе останется». Солдат выжидательно следит за командиром, и его грубый, потрескавшийся от непрестанной возни с кабелем указательный палец готов нажать кнопку зуммера.

— Да, сотого.

Сотый — это командир полка, а Береговой сегодня — пятьдесят седьмой. Завтра, должно быть, будет девяносто третьим, послезавтра — тридцатым, а сегодня — пятьдесят седьмой. А в НП угодил шальной снаряд, потому что тихо кругом. Фрицы, значит, угомонились часа на три, на четыре. Сообразит ли комиссар дать распоряжение — закопаться поосновательнее огневым и подновить маскировку? Проклятая «рама» уже гудит...

— «Чайка» у телефона, — прерывает мысли связист и срывает со своей головы вместе с ушанкой «трубку сверху», — так связисты окрестили линию связи со старшим начальником.

— «Чайка», мне сотого... Товарищ, сто, докладывает пятьдесят седьмой. На моем участке атака отбита. Все в порядке.

— Ясность обстановки на будущее закреплена? — спрашивает Берегового трубка голосом сотого. Закрепить ясность обстановки на будущее — это, в понимании командира полка: знать или предугадать поведение противника на ближайшие часы... Гул «рамы» медленно плывет в пасмурном небе где-то над нашими тылами. Минутная стрелка часов скоро подберется к восемнадцати, и сумерки на окопную землю лягут легко и по-мирному бесшумно.

— Да, — отвечает Береговой, — закреплена. Часа три фрицы будут молчать, возможно, — до рассвета.

— Явитесь ко мне по вчерашнему делу.

— Есть!

Тихо. На душе тягостно.

— Марачков! — обращается Береговой к начальнику штаба, — останетесь за меня. Еду к командиру полка по вчерашнему делу.

— Хорошо, — медленно и совсем не по-уставному поднимается со стула начальник штаба и долгим понимающим взглядом смотрит Береговому прямо в глаза.