Александр Бартэн - Всегда тринадцать

С этого момента номер переломился. Все теми же, казалось, оставались собаки, и трюки, что они исполняли, и весь характер номера. Нет, в том-то и дело, что, при внешней своей неизменности, номер переменился в ритме, во внутреннем нерве. И такая давно не испытанная уверенность вернулась к Зуевой, что собаки сразу учуяли: надо стараться, нельзя кое-как.

Вторую половину номера они отработали с таким задором, что зал оживился, рассмеялся, откликнулся громкими и частыми хлопками.

Окончился номер. Собаки с лаем устремились за форганг. Васютин, церемонно кланяясь, преподнес дрессировщице букет, и тут же букет разломился надвое — и из него выскочила Пуля.

Анна продолжала следить за мужем. Он не спешил покинуть зал, кого-то отыскивая глазами. И отыскал. Это была девушка — розовощекая, синеглазая, сидевшая в одном из первых рядов. Анна сразу — даже не разумом, всем существом — догадалась, кто эта девушка. «Значит, мало, что на манеже первая жена? Значит, потребовалось и дочь привести? Значит, в цирке под одним и тем же куполом в этот вечер две семьи? А дальше как, Сережа? Не может же так продолжаться!»

С того мгновения, как, предваряя представление, заиграл оркестр, как ярким прожекторным светом вызолотило манеж и на нем парадно появилась униформа, — с этого мгновения Жанна вступила в неведомый мир.

Цирк! Слишком много дурного и тяжкого слышала она с детства о цирке, чтобы тянуться к нему, нарушить материнский запрет. Иногда, прерывая хмельные разглагольствования, мать говорила: «Сходи! Разрешаю! Убедись, что одну только правду говорю!» Но это произносилось таким тоном, что у Жанны не могло возникнуть желания. «Я, мама, даже близко подходить не хочу!»

А тут цирк ее окружил, увлек за собой в пестром потоке программы. И Никандров был рядом. И вдруг на манеже появилась мать.

— Андрюша! Мама моя! Смотри! — удивленно шепнула Жанна.

Она была удивлена, для нее неожиданно было появление матери, и некогда было удивляться, потому что несколько минут спустя увидела отца, вошедшего в зал.

А после, когда окончился номер, отец обернулся к партеру, и Жанна поняла, что он ее разыскивает. Ей захотелось и знак подать, и спрятаться, заслониться. И чтобы Никандров не заметил. Он ничего не увидел. Он все еще находился во власти того ликования, какое принесла ему близость с Жанной, сознание, что отныне и во веки веков он будет с ней неразлучен и нет такой силы, что могла бы разъединить их руки, губы, сердца. Можно ли было подумать, что Андрей Никандров — такой рассудительный и сдержанный — будет повторять про себя как молитву: отныне и во веки веков, во веки веков!

B тот вечер, встретившись с отцом посреди молодежного праздника, а затем расставшись с ним, Жанна снова увидела Никандрова. Он дожидался у служебного подъезда. На миг подумала, что надо бы поздравить с успешным выступлением, но вместо этого проговорила быстро, словно взывая о защите. «Пойдем скорее! Куда? Если хочешь, к тебе!» И они ушли, освещенные вспыхнувшим фейерверком. И Жанна осталась у Никандрова. И за ночь не сомкнули глаз. И Жанна медленно провела ладонью по его усталому и сияющему лицу. «Вот мы и одно с тобой, Андрюша!» Когда же утро настало, Жанна предупредила: «Завтра в цирк с тобой пойдем. Откуда пропуск у меня? Пока не спрашивай!» И он ни о чем не спросил, хотя и догадался, что Жанна виделась с отцом.

То, что испытывала Анна, вернувшись в гардеробную, было больше чем тревогой — было сознанием приблизившейся опасности. Все разом восстановилось в памяти: возвращение Сагайдачного из Москвы, и ночной разговор накануне отъезда из Южноморска, и поведение мужа в грозовую ночь, и те обвинения, что кинул недавно в лицо. Надо действовать! Еще немного — и может оказаться поздно! Не ради себя — ради Гриши, семьи!

Гриша возился в углу гардеробной. Раздобыв старые цирковые плакаты, он ножницами вырезал фигуры, а затем раскладывал на отдельном листе.

— Видишь, мама, как здорово получается! Настоящий фотомонтаж!

Лишь мельком взглянув на затею сына, Анна с внезапной решимостью спросила:

— Гриша, ты сделаешь то, что скажу? Сделаешь, сынок?

— А что тебе, мама?

— Пустяк один. Только папа знать пока не должен. Сделаешь?

— Хорошо. Если тебе нужно, — милостиво согласился Гриша.

Вскоре вошел Сагайдачный.

— Ты где так задержался? — с напускной веселостью справилась Анна. — Уж не пытался ли кто тебя похитить?

— Меня-то? Нужен кому!

Он стал переодеваться, стараясь ни в чем не изменить обычной размеренности: веселость Анны чем-то насторожила его.