Арон Эрлих - Молодые люди

Часа два спустя Александра Семеновна уже уснула, и тогда Петр Степанович, потихоньку сползши с постели, снова натянул брюки, сунул босые ноги в легкие матерчатые туфли и на цыпочках пробрался назад на балкон. Где теперь Алеша? Поезд уходит рано утром, осталось совсем мало времени для сна.

Петр Степанович уселся в холщовом кресле, закинув сцепленные вместе руки под голову. Рукава ночной сорочки сползли ниже локтей, и предутренний свежий ветерок зябко охолодил кожу.

Звезды угасли, начинало светать. Высокое и белесое, простерлось над московскими крышами летнее небо. Громко на всю округу разнесся шум дворницкой метлы — уже принимались за уборку тротуара. Вот и дикие голуби, расселившиеся в вентиляционных ходах кирпичных зданий, начали просыпаться, все чаще летая над карнизами. Звонки были их крылья в полете.

О чем думал в бессонный час старик на балконе?

Через несколько часов покинет Алеша родное гнездо. Давно, очень давно и он сам, он, Петр Степанович, в ту пору просто Петя, Петруша, тоже ушел от матери. И тоже на Восток, далеко, под Омск, с винтовкой, в потрепанной, простреленной шинели, с эшелонами гражданской войны. Новые времена — и новые задачи перед молодежью. Труднее им или легче? В памяти встала страна, какой была она после многих лет войны, — с умолкшими повсеместно заводами, с заброшенными шахтами, с истоптанными полями, с разбитым транспортом, со всех сторон опоясанная фронтами белогвардейщины и иностранных охотников за чужим добром… Трудно, ох, как трудно было отстаивать только что родившуюся советскую власть! Теперь другое дело, вон какой могучей и богатой стала родина. Но ведь и новые задачи не идут ни в какое сравнение со старыми заботами!

Алеша едет в места, где еще несколько лет назад начали строить грандиозный металлургический комбинат, но только теперь разворачивается его строительство на полную силу. Предстоит освоить комбинат, и непременно самыми быстрыми темпами. Нет, не простая это задача! Петр Степанович испытал все это в своей молодости, в первые дни освоения Сталинградского тракторного завода, знает, что это такое…

Алеша со своими товарищами покроют землю чащей нефтяных вышек и выстроят рядом с ними громады новых нефтеперерабатывающих заводов. Но и это еще не все! На новых местах потребуются молодые руки, чтобы соединить далекий край с основными транспортными магистралями, — среди ковыльных степей, сквозь нетронутые глухие леса и непроходимые скалы протянется новая железнодорожная линия… Нет, не легко все это, совсем не легко, какая бы мощная техника ни придана была дерзким молодым силам!..

«Мужества, Алеша!.. Побольше мужества, твердости, упорства, настойчивости… и сегодня, и завтра, и послезавтра — всегда!» — хочется отцу напутствовать сына.

Но где же он? Вот уже сигналят первые машины, пробегающие по улицам просыпающегося города. Прозрачно и четко — удар за ударом — отзвучала Спасская башня: пять утра. Зябко босым ногам в легких туфлях.

Прошло четверть часа, и Петр Степанович, вздрогнув не то от свежести утра, не то от радости, явственно уловил голоса Алеши и Толи. Мальчиков еще не было видно, но отчетливо доносился их смех, слышны были шаги. А вот и они сами в воротах. Быстро прошли по двору, простились на ходу, помахав друг другу руками, и разошлись — Алеша в подъезд, Толя к своему низенькому двухэтажному дому напротив…

Петр Степанович торопливо, но бесшумно, пальцами ног зажимая домашние туфли, чтобы не шлепали, поспешил в переднюю, открыл дверь на площадку, стал дожидаться сына.

— Тссс… Мать спит! — встретил он Алешу.

— А ты зачем?.. Спал бы и ты спокойно. У меня же ключ есть!

— Ладно, ладно… Идем!

Знаками он позвал сына за собою на балкон.

— Тссс… Посидим, Алеша. Все равно спать по-настоящему уже некогда. Да и отоспишься вволю в поезде, путь длинный… Посидим напоследок.

— Давай, — охотно согласился Алеша, усаживаясь в холщовом кресле рядом с отцом и невольно вспоминая, что на этом самом балконе он сиживал с ним во все решающие минуты жизни. Тут вдвоем они часто обсуждали важнейшие дела свои, спорили, приходили к соглашению.

Алеша достал папиросу, только-только собрался чиркнуть спичкой и закурить, но тут же раздумал, спрятал и коробок и папиросу.

— Ты почему? — улыбнулся отец. — Ничего, ничего, кури. Валяй, не стесняйся… Я к этому теперь без внимания.

Медленно просыпался город. В далекой глубине улиц проступала острым, сверкающим лезвием река, над мостом крутой аркой выгибались еще не погашенные и потерявшие силу в свете утренней зари огни фонарей, блистала росной свежестью обильная листва сквера по ту сторону гранитного парапета.