Арон Эрлих - Жизнь впереди

Мягкая, ласковая, но в то же время и слегка насмешливая улыбка на лице директора сменилась сначала легким удивлением, а там и уважением к юному вожатому.

— Мы хорошенько подумаем над всем этим, — закончил Алеша. — И я от имени всего нашего отряда имени Павлика Морозова благодарю вас, товарищ директор, и вас, товарищ Касьянов, за все, что вы для нас сделали. Вот! — закончил он.

Проносились мимо чужие улицы, казавшиеся одинаковыми, с тусклыми, мохнатыми сквозь зимнюю мглу фонарями и с цветными, часто меняющимися огнями семафоров.

Путешествие по заводу, столь долгое, ничуть не утомило ребят. Напротив, они держались на обратном пути куда веселее и бодрее. Празднично возбужденные, они шумели и даже затевали игры в автобусе.

Пионервожатый больше не мешал им. Алеша сидел вместе с Толей позади Наташи, и величайшей наградой ему было счастливое лицо девочки, веселый ее голос, независимо от того, что говорила Наташа и к кому она обращалась. Даже от шубки ее с тоненькой серой мерлушкой по вороту и обшлагам, от шевеления слегка приподнятых плеч, от перемещения складок на рукавах, в локтевом сгибе, исходила для него прелесть.

Она обернулась и долго шепталась с Толей.

— Хорошо? — сказала она, покончив секреты.

— Есть! — ответил ей Толя.

Несомненно, перешептывания эти имели самое прямое отношение к Алеше, но оба не открывались ему всю дорогу, а на расспросы отвечали уклончиво.

За стеклами автобуса все мелькали чужие дома и удивительно похожие друг на друга витрины с розовыми манекенами в новеньких костюмах или со сложными геометрическими построениями из банок и коробок. Но вот наконец неведомые края сменились родными улицами, где известен каждый дом, знакома каждая вывеска. Вот часовая мастерская на углу — здесь можно любоваться бронзовым всадником, который взмахивает обнаженной шашкой вверх-вниз, вверх-вниз, столько раз, сколько пробьют часы. Вот аптека. Вот почта, построенная почти целиком из стекла. Сейчас будет сквер, а там магазин «Яйцо, птица», милые тополя и родная школа…

Едва автобус остановился и все пассажиры кинулись в обе двери, Толя, склонившись над плечом друга; сказал:

— Наташа зовет к себе.

— Сейчас?

— Очень просит. Пойдем?

— Сейчас? А как же… Дома ждут!.. А как с обедом?.. И поздно уже… Нет?.. А вдруг мама беспокоиться будет?..

Но, конечно, все это были несерьезные вопросы. Алеша просто перечислил все, что только могло удержать его, и тогда решительно объявил:

— Идем! Ясно, что идем!

До станции метро было минут десять ходу, да еще несколько минут в поезде, в тесном соседстве с людьми, настолько чужими, что можно было предаваться любым, даже самым секретным разговорам.

В продолжение этих пятнадцати — двадцати минут девочка покончила со всеми недоразумениями злополучного школьного вечера.

Как хорошо, что Алеша вспомнил про нее и…

— И умница, что ты не затаил против меня зла… Потому что, честное комсомольское, я не виновата… То есть я виновата, но не очень… — Она подхватила под руку обоих мальчиков и поочередно заглянула им в лица. — Ну, правда же, я не забыла про вас, а так получилось… Я просто не заметила, что прошло так много времени.

— Что было, то было. Кончено! — сказал Толя. — Забыто.

— Но совсем забыто! Хорошо? Алеша, забыто? Совсем?

— Совсем.

Но едва Алеша с выражением счастливой готовности согласился с нею, как ему опять пришлось нахмуриться.

— А почему сегодня Харламов не с вами? — тут же спросила она. — Неужели ему было неинтересно на заводе?

— Не знаем… — ответил Алеша. — Мы не спрашивали, интересно ему или нет…

— Но он уверяет, что вы всегда вместе, все трое… Говорит, вы с самого детского сада вместе!

— Верно, были вместе десять лет… — подтвердил Толя.

— Три друга… Но вы совсем-совсем разные… Ваш Коля, знаете, кто? Он вроде Репетилова. То есть такой же болтливый и легкомысленный, как Репетилов. А ты, Алеша, из Тургенева… Я больше всех писателей люблю Тургенева…

— А я? — спросил Толя.

— Вы?.. Вы, пожалуй, из Лермонтова. Да, вы из Лермонтова, Толя… Мне кажется, из вас должен выйти человек с большим, сильным характером.

Это уже было под землей. Поезд только что высыпал пассажиров на ярко освещенную, мрамором выложенную площадку станции и покатил с гулом дальше, вглубь темных туннелей. Все трое прошли коридором к эскалатору. Девочка на движущейся лестнице тотчас обернулась к своим спутникам и, картинно вытянув руку, громко прочитала: