Владимир Мильчаков - Загадка 602-й версты

— Вы мою фамилию слыхали?— повторил Могутченко.

— Как не слыхать,— сразу осевшим голосом проговорил Логунов.— Тихой сапой, значит, меня взяли. Чтоб никто и не узнал, куда девался Артамон Феоктистович.

— Ну, что вы,— усмехнулся Могутченко.— Когда надо, мы не боимся арестовывать в открытую. Просто мы не хотели, чтобы про такого пожилого, как вы, человека говорили, что он враг советской власти. А вдруг, думаем, он не враг советской власти. С чего ему быть врагом? Он уже стар, живет спокойно, дом — полная чаша, хозяйство богатое, молодая жена даже надорвалась в уходе за скотом.

Могутченко говорил вежливо, даже с улыбкой, но в его взгляде и тоне голоса была неприкрытая насмешка и злость к этому съежившемуся старику, похожему на попавшего в ловушку хорька.

— Хозяйством корить нечего,— окрысился Логунов.— Для власти тоже выгодно, когда мужик богат. С богатого мужика и шерсти больше настричь можно.

— По этому вопросу тоже можно поговорить, но позже,— еще шире улыбнулся Могутченко.— Сейчас главное выяснить, враг вы советской власти или нет.

— Никогда я властям врагом не был,— хмуро глядя в пол, ответил Логунов.— Всякая власть от бога, свыше нам дается то ись.

— Ну, раз советская власть от бога, то зачем вы ей вредите? По чьему заданию вы пустили слух, что мертвый Когут ходит по лесосекам? Кто поручил вам сорвать лесозаготовки?

Логунов даже при своем мизерном росте стал еще меньше, как будто усох. Его глаза перестали шарить по кабинету, а полные страха и ненависти уставились на Могутченко.

— По злобе под статью подводите, гражданин начальник,— хриплым голосом ответил он.— Никогда я против советской власти не злоумышличал. Нет у вас для этого доказательств.

— Зря запираешься,— перехватив разрешающий взгляд Могутченко и отложив в сторону газету, вступил в разговор Полозов.— Напомнить тебе прошлые дела? Рассказать, кто, кроме меня, об этих делах знает?

Пожалуй, Полозов, увидев ночью идущего к домику Данилу Романовича, был не так напуган, как перепугался Логунов, узнав своего бывшего батрака.

— Ва-ва-нятка?!— еле выговорил он.— А ведь говорили...

— Многое говорят,— усмехнулся Иван и, взяв стул, подошел поближе к Логунову.— Не перестал, значит, гадить советской власти, хозяин,— со злостью спросил он старика.— Все надеешься на перемены? Надеешься, что вернут тебе и паровую мельницу, и маслобойку и лесопилку? Сыновей загнал в контрреволюцию, погубил их, сейчас за племянников принялся. И Флегонт, братец твой, не просто умер, а расстрелян за организацию контрреволюционного мятежа на Черновке. Забыл, что ли?

Артамон Феоктистович молчал. Он только судорожно ловил воздух пересохшими серыми губами.

— Ну так вот, Артамон Феоктистович, я и подумал, стоит ли арестовывать старика, сажать его под замок и за решетку? Сдается мне, что вы во многом раскаиваетесь,— спокойно, словно не заметив вступление Полозова в разговор, продолжал Могутченко.— Сейчас, наверное, уже жалеете, что с меньшевиками и эсерами из Богородского спутались. Зачем вам это? Ведь все равно ничего не выйдет. Контрреволюция у нас вот где сидит,— Могутченко сжал свой огромный, словно чугунный кулак.— И пикнуть не дадим. А вам одно нужно — дожить спокойно, сколько там еще осталось, да напоследок богатым хозяйством потешиться, поскольку ситуация пока что этому благоприятствует. А о меньшевиках и о бандгруппе, которую вы к весне готовите, нам и племянники расскажут, если вы не захотите.— И, неожиданно сменив дружелюбный тон на суровый, Могутченко закончил:— Ну так как, Логунов, добром договоримся или крутить будешь?

Несколько секунд стояла напряженная тишина. Вдруг Логунов, мешком свалившись со стула, распластался на полу, звонко стукнув лбом о половицу.

— Помилуйте!— сквозь всхлипывания и вздохи визгливо выкрикнул он, подползая к столу Могутченко.— Бес попутал! Ни в жизнь больше и пальцем не пошевельну! Только отпустите умереть на спокое!

Иван поднял Логунова с пола и довольно бесцеремонно бросил его на стул.

— Значит, поговорим без дуриков, в открытую,— удовлетворенно подытожил Могутченко.— Только запомните, гражданин Логунов, о нашем с вами разговоре ваши друзья в Богородском и лесосеке знать не должны. Ни одна душа чтоб не пронюхала. Поняли? Поэтому мы вас сюда через служебный ход провели.

Когда после долгого разговора с Логуновым Могутченко и Полозов остались одни, начальник отдела сказал:

— Картина по меньшевистскому гнезду проясняется, но Логунова с короткого повода спускать нельзя. У него до самой смерти камень за пазухой будет. Не придумаю, кому это дело поручить?