Владимир Мильчаков - Загадка 602-й версты

— Скоро ваши спецы приедут?— не скрывая раздражения, спросил Иван, чувствуя, что его все еще отводят от оперативной работы.

— Не позднее чем через час двадцать. Договорюсь — дадут зеленую улицу.

— Ладно. Жду.

— Главное — смотри, чтобы следы не затоптали.

— Никуда эти следы не денутся. Сейчас сам выеду туда.

Иван, приказав Козаринову с рассветом начать поиски Старостина, сам с четырьмя бойцами и Когутом, закутанным в необъятный постовой тулуп, помчался на дрезине к шестьсот второй версте. Мороз крепчал не на шутку. Бойцы подняли воротники теплых овчинных полушубков, сам Иван опустил уши треуха, и только Данило Романович не обращал никакого внимания на леденящий воздух, свистевший вокруг быстро мчавшейся дрезины. То ли действовала чрезмерная доза валерьянки, то ли просто сознание старика отупело под тяжестью страшного несчастья, но сейчас, по крайней мере внешне, Данило Романович казался спокойным.

Приехав на место, Иван поставил двух бойцов на посты, чтоб кто-нибудь не затоптал следов, а двух подсменных вместе с Данилой Романовичем отправил в домик. В глубине души Иван считал выставление постов чепухой. Кто может затоптать следы, коль никого постороннего сейчас здесь нет и быть не может. Преступники, конечно, давно удрали. Но, чтобы не вызывать нареканий следователя, Иван поступил так, как сделал бы на его месте не особенно разбирающийся в таких делах, но расторопный и очень бдительный командир взвода охраны.

В баню, так и стоявшую с открытыми дверями, Иван не зашел, а, пробравшись целиной по неглубокому еще снегу, заглянул в банное окошко. Ему удалось рассмотреть только лицо лежавшей навзничь Галины, да кисть ее руки, судорожно вцепившейся в ворот кофточки.

Ивана поразило выражение, теперь уж навсегда оставшееся на лице молодой женщины. В нем не было боли, не было страха, а только глубокое изумление. Казалось, в последнее мгновение своей жизни Галина увидела что-то такое, чего никак не ожидала увидеть. Наверное, это явление было настолько необычным, что она не успела даже испугаться и почувствовать, что умирает.

В домике Иван Полозов застал мертвую тишину. Подсменные бойцы, сняв ремни и расстегнув полушубки, усевшись на лавку, дремали, обняв поставленные между колен винтовки. Данило Романович, так и не скинув тулупа, лежал вниз лицом на топчане, застланном цветастым деревенским ковром из лоскутков. Топчан стоял у перегородки, разделявшей домик на кухню и горницу, и в лучшие дни исполнял обязанности то дивана, то койки для задержавшегося гостя. На стене у окна, между изголовьем топчана и столом, на котором сейчас стоял остывший самовар, висел линейный телефон. Полозов позвонил на станцию и справился о паровозе.

— Вышел с Узловой. В пути уже тридцать четыре минуты. Идет по зеленой улице,— ответил дежурный и после короткой паузы добавил:— Минут через сорок прибудет. Как там у вас?

— Пока ничего нового,— ответил Иван, недовольный, что о происшествии, наверное, уже узнали все на станции. «Из моих кто-то сболтнул,— подумал он.— Вернусь, всыплю, чтоб умели язык на привязи держать» и спросил:— Вы сможете пропустить паровоз прямо сюда? Успеете до четырехчасового московского?

— Безусловно. Минут через сорок ждите,— пообещал дежурный.

Услышав разговор, Когут поднялся и сел. Лицо его всегда румяное, пышущее здоровьем, осунулось и почернело. Борода повисла неряшливыми, перепутанными прядками, глаза ввалились.

— Кто приедет?— глухо спросил Когут.— Сам Могутченко?

— Могутченко сейчас нет в отделе,— ответил Полозов.— Приедут следователь и судебный врач.

— Не к чему это теперь,— деревянным голосом проговорил Когут.— Без всякой пользы...— и после долгой паузы спросил:— Следствие поведут?

— Обязательно, Данило Романович. Нельзя без этого.

— Поздно теперь,— уныло проговорил Когут, и Полозов догадался, что старик отвечает не ему, а самому себе, на какие-то свои мысли.— Не вернешь Галинку. А ведь она говорила... просила меня...

Лицо старика начало кривиться в горькой и беспомощной гримасе. Иван ласково положил руку на его плечо и дружески предложил:

— Поговорить нам надо, Данило Романович. По душам поговорить.

Когут вздрогнул, весь напрягся и уже осмысленно взглянул на Полозова, а затем огляделся вокруг.

— Что это я? В тулупе да и в исподнем так и сижу. Вот беда-то какая.

Он встал, снял тулуп, бережно положил его на лавку около бойцов и медленно побрел за перегородку. Иван, показав бойцам на ходики, тикающие на стене, негромко приказал: