Анатолий Тоболяк - Попытка контакта

— Платок дать? — крикнул я прямо ей в лицо.

Она всхлипывала.

— Спасибо… у меня есть… Костя!..

— Что «Костя»?

— Неужели это действительно ты?

— Паспорт показать?

— Нет… не надо, — улыбнулась она сквозь слезы.

— Ну отлично! — сказал я, чуть ли не приплясывая на месте. — Молодец, что доверяешь. А почему ревешь?

— Я… я просто рада. Я давно хотела тебя встретить. Я тебе писала, но ты не отвечал. Как ты здесь оказался? — с сияющими глазами проговорила Поля.

Она держала меня за руки; ее руки жгли меня, как огнем.

— Приехал из Свердловска вместе с матерью. Мы теперь здесь живем.

— Правда? — выдохнула она.

— Правда. Но это неважно. Ты знаешь, что теперь тебя ждет? Представляешь?

— Что меня ждет? Не понимаю… — И она слегка отступила, отпустив мои руки.

— Жуткое дело! — сказал я. — Во-первых, я буду занимать у тебя деньги. Мне вечно не хватает денег. Мать считает, что я мот. Мать вообще считает, что я плохо кончу. Я пью, курю, брожу по вечерам, имей в виду! Во-вторых, на правах брата я буду следить за тобой. Теперь шагу не сделаешь без моего разрешения, поняла? Ты еще пожалеешь, что меня встретила!

Она засмеялась, и я увидел, что зубы у нее мелкие и блестящие.

— А писем твоих я не получал, ни одного.

— Ни одного?

— Да.

— Это странно… Как же так?

— А так… — начал было я, но она быстро перебила меня:

— Нет! Подожди, ничего не рассказывай. Я сейчас отпрошусь, и мы уйдем, хорошо?

С этими ее словами из-за стеллажей высунулась голова толстушки и тут же скрылась. Но Поля заметила и крикнула: «Марина! Иди сюда!» — и та, страшно вроде бы смущаясь, а на самом деле помирая от любопытства, приблизилась к нам.

— Это мой брат Костя. Познакомься! — звенящим голосом представила меня Поля.

— Брат?.. — недоверчиво промямлила та. В лице ее отразилось страшное разочарование. — Ты не говорила, что у тебя есть брат.

— А меня в младенчестве цыгане украли, — нетерпеливо пояснил я. — Слышала о Мелькиадесе?

— Кто это?

— Не читала Маркеса?

— Не-ет.

— А ты? — спросил я сестру.

— Я читала.

— Слава тебе господи! — сказал я. — Не зря училась в библиотечном.

— А ты? — спросила она, счастливо улыбаясь. — Ты где учишься, Костя?

Ничего-то она не знала обо мне, моя сестрица!

В начале второго пришла на обеденный перерыв мать. Я услышал ее голос из прихожей, она разговаривала сама с собой: «Господи! С ума можно сойти… Я, наверно, умру в этих магазинах. Упаду, как загнанная лошадь… и никому не будет дела, никому».

— И тебе тоже! — крикнула она громко. — Тебе тоже плевать!

Я молчал привычно и обреченно.

— Каждый день одно и то же: работа и магазины, работа и магазины. Хотела бы я знать, для чего я живу? Хоть бы от тебя какая радость… так нет же, сплошные мучения! — Она вошла в комнату и крикнула: — Ты вгонишь меня в гроб, Константин, так и знай!

— Что случилось? — тоскливо спросил я.

— Ты еще спрашиваешь! Бессовестный! Выключи немедленно эту идиотскую музыку!

Я послушно убрал громкость на магнитофоне.

— Совсем выключи! Не могу слушать!

— Совсем не выключу.

— Ну да, разумеется, разве мать тебе указ! Мать может надрываться на работе, не спать ночами, а тебе лишь бы поесть, подрыхнуть, выпить со своими дружками… вот все твои заботы. Ты добьешься, что тебя выгонят из института! — опять выкрикнула она.

— Не выгонят меня из института.

— А еще верней, тебя убьют где-нибудь в подворотне!

— Не убьют меня в подворотне…

— Молчи!

— Ладно, молчу.

— Мало я с тобой намучилась в детстве… думала, хоть сейчас возьмешься за ум… нет же, с каждым годом все хуже и хуже! Чего ты добиваешься, Константин, чего?

— Можно ответить?

— Молчи!

— Молчу.

— Неужели у тебя нет жалости ко мне? — продолжала она привычным, взвинченным голосом, с красными пятнами на щеках. — Я ведь больная женщина, Константин… старая женщина… неужели я не заслужила лучшей жизни?

«Ты сведешь меня в могилу», — подумал я.

— Ты сведешь меня в могилу, Константин! Я измучилась с тобой. У меня уже больше нет сил.

Я мысленно застонал, закрыл глаза, чтобы не видеть ее худого, измученного лица. Что сказать? Что ответить? Какие клятвы дать?

Я рывком сел на тахте.

— Слушай, мать. Идея есть.

— Какая идея? Какая еще идея?

На щеках ее горели красные пятна. В глазах опять мученическое выражение.

— Давай попробуем жить раздельно. Давай я переселюсь в общежитие. А еще лучше — к Тараканову. У него родители на три года уехали за границу, он меня пустит. Давай, а? Ты отдохнешь, я отдохну, оба отдохнем. Идет?