Борис Бурлак - Реки не умирают. Возраст земли

— Нужно поблагодарить хозяина за машину.

Плесум как раз «отсовещался» с начальниками цехов, когда Каменицкий поднялся на второй этаж.

— Из дальних странствий возвратясь!.. — громко сказал директор комбината.

— Спасибо, Иван Иванович, за доставленное удовольствие.

— Ну-ну, чего там...

— Вот бы сейчас ко времени подарок Орджоникидзе, а в тридцатые годы я просто не знал, что делать с автомобилем, привык на лошадке кочевать от буровой до буровой.

— Пожалуйста, не стесняйтесь, звоните в любое время.

— Наездился, насмотрелся до весны, — коротко махнул рукой Леонтий Иванович.

— Довольны?

— Да как тебе сказать... Старики всегда ревнивы к молодежи. Но в общем дела идут неплохо, особенно в Березовке. Видишь, какой они нашли там колчедан. — Он достал из кармана пиджака кусочек керна со вновь открытой залежи.

Плесум взял его, взвесил на ладони. Керн светился зелено-желтыми искрами на гранях излома.

— Неужели вся залежь такая?

— Теперь, голубчик, дело за тобой. Верю, что ты пустишь в ход и железную руду. Постарайся. Думаю, что Голосов уже не полезет в драку...

Слушая его, Плесум щурил свои ясные глаза. И не удержался, чтобы не порадовать старика.

— А мой Войновский, кажется, близок к цели.

— Верно? — Леонтий Иванович даже встрепенулся.

— Делать окончательные выводы еще рано, может быть, но принципиальное решение найдено.

— Слава богу.

— Я пришлю его, он сам расскажет.

— Война помешала, а то мы давно бы научились обращаться с нашей рудой. А после войны ее «залечили» всякие доктора. Можно ведь «залечить» не только человека, но и руду. Какие рецепты ни предлагались — один другого хлеще. Но верное решение всегда просто. Нужно идти от самой природы той или иной руды, учитывать ее внутренние силы, а не пичкать «химиотерапией». Классическая металлургия, как и медицина, во многом консервативна.

— Войновский зайдет к вам. Когда лучше?

— По такому случаю пусть заходит в любое время дня и ночи.

Плесум не сдержал улыбку.

— Но ты это правду мне говоришь, Иван Иванович?

— Сущую.

— За многие годы я разуверился в мудрецах.

— То все были странники от науки, а этот свой, доморощенный кандидат.

— Спасибо за новость, Иван Иванович. Теперь, все объехав, все посмотрев, я, как медведь таежный, могу отправиться на лежку.

Он потянулся за керном, собираясь домой, и неожиданно почувствовал себя плохо, уронил голову на грудь.

— Что с вами? — спросил Ян Янович.

— Пройдет, надышался свежим воздухом... — трудно сказал Каменицкий, все больше клонясь к столу.

Плесум помог ему добраться до дивана.

— Я сейчас вызову «скорую помощь».

— Не надо бы... — совсем уже тихо сказал Леонтий Иванович.

Приехавший врач сделал укол, потом включил электрокардиограф. Читая кардиограмму, он хмурился, покачивал, головой. Плесум ждал, что скажет врач, и, не дождавшись, спросил нетерпеливым полушепотом:

— Ну, как?..

— Похоже на предынфарктное состояние, придется положить в больницу.

— Только домой... — сказал Леонтий Иванович.

На следующий день больному стало лучше. Любовь Тихоновна не отходила от мужа вместе с дежурной медсестрой. Вгорячах она вызвала Георгия, он примчался с утренним рейсовым самолетом. (За всю жизнь Леонтий Иванович ни разу не болел, и первая в его жизни «скорая помощь» напугала Любовь Тихоновну.) Но сегодня серьезная опасность миновала, как пытался успокоить ее прилетевший с Георгием известный кардиолог.

Удастся ли этому профессору помочь Леонтию Ивановичу выстоять против другого профессора, Голосова, который кинул камень прямо в сердце?

Он то и дело забывался от неимоверного упадка сил и сразу же оказывался в кругу поразительно четких видений минувшего...

Вот он входит в кабинет народного комиссара тяжелой промышленности. Навстречу поднимается из-за стола Орджоникидзе, хорошо знакомый по газетным фотографиям. Невысок, коренаст, глаза очень усталые, даже грустные. Они крепко пожимают друг другу руки, и Орджоникидзе широким восточным жестом приглашает его в кожаное кресло, а сам не спеша, вразвалку обходит стол, грузно опускается на свой полумягкий стул.

— Так вот вы какой, — говорит нарком. — А я считал, что раз Каменицкий, то глыба настоящая!

— Вы мне тоже казались выше ростом.

— Уважаю людей откровенных. Ну, чем порадуете?

— Ваше задание выполнено, товарищ народный комиссар...

— Постойте, постойте. Я попрошу вас не рапортовать, а рассказывать.