Эмиль Офин - Полька – тройка

А может, это была вовсе и не она?

Кто его знает, откуда взялся в нашем совхозе этот фрукт? Конечно, здесь не институт благородных девиц, поначалу чего только не было: выпивки, ссоры, крепкие словечки, случались и драки, но чтобы воровство – этого никто не замечал. Правда, скажем, инструмент с одной машины на другую таскали. Или – Костя Бондарчук спит, а его полушубок либо валенки Степка Лузгин наденет – и пошел себе! А уж патефоны, гитары – об этом и говорить нечего, Сашка Губа другой раз все палатки обежит, прежде чем свой баян разыщет. Ну, и колбасу или там пирожок из тумбочек друг у друга тоже брали. Но чтобы заработанные трудом деньги, да еще у девчонки, – это уж "извиняюсь", как говорит Лёва Королевич.

Лёва – бузотёр, насмешник и насчет одежды – стиляга, но в работе с ним может потягаться разве что Костя Бондарчук. На вывозке зерна они делали за сутки по пять рейсов, а каждый рейс из глубинки сто километров. И машины у них исправные, не только теперь, когда есть теплые мастерские, аив палаточные времена эти машины ходили, как часы. Да-а, в те времена народу здесь было немного, может, потому и воровства не водилось; каждого человека знали: чем он живет, чем дышит и какая от него польза новоселам. Вот, например, помню, как появился Сашка Губа. На закате подъезжает к палатке попутная машина, высаживается запыленный до бровей парень в матросской бескозырке, а вещичек у него – один баян. Где бы человеку дать умыться, отдохнуть, поесть с дороги, так нет – играй. Тут же и принялись танцевать вальс. Потом подошли ребята из "московской" палатки, тем подавай "Трудно высказать и не высказать"; появились киевские – подавай гопака. А Саша все играет – никакого отказа; только приоткроет один глаз, когда переходит на новый мотив, и шпарит дальше. Танцевали и горланили песни весь вечер. Лёва Королевич разошелся, спел с завыванием свою любимую "Мы из табора из цыганского, мы не можем жить без шампанского", а повариха Лелька Карета все отплясывала "лявониху"; до того доплясалась, что у нее ужин подгорел. Впрочем, она все же нашла, чем покормить гармониста, и еще подушку ему на первых порах ссудила, потому что у демобилизованного матроса, кроме баяна в футляре, была только смена белья и набор гаечных ключей. А сейчас у моториста Александра Губанова есть комната с верандой в шлакоблочном доме, новый баян на девяносто четыре баса и любимая жена – директор совхозной столовой Елена Осиповна Каретникова. Вот как у нас появлялись настоящие люди, не то что этот Васька Ефимов.

Понимаете, приехал он на готовенькое. Койку ему в общежитии на третьем отделении дали, хорошую работу по плотничной части, полушубок, валенки, ушанку. А он, паршивец, только два дня поработал как человек, а потом забрался в комнату животноводов и стащил деньги из тумбочки тихой Веры. На ее кровные купил бутылку коньяку, "пять звездочек", и напился, сопляк. Ну, что это такое?

Ребята хотели понаставить ему на портрете соответственное количество звездоча, но зоотехник Галя Борисова сказала: "Еще чего надумали – суд Линча устраивать! В Америке, что ли, живем?" Ну, тогда содрали с этого Васьки Ефимова теплую совхозную спецодежду, погрузили его на трактор, которым снег расчищают, и доставили к вечеру на главную усадьбу, прямо в клуб – а куда ещё везти? Все учреждения, начиная от часовой мастерской и кончая милицией, находятся у черта на куличках – в районе.

И вот представьте себе зал, полный наших ребят; за окнами луна и двадцать семь ниже нуля, на сцене стол президиума и на этом столе бутылка с недопитым коньяком – вещественное доказательство; на председательском месте в узких брючках, остроносых ботинках и в галстуке "мотылек" сидит Лёва Королевич, слева от него – Костя Бондарчук, справа наш молодой комсорг Серега Красавин. Они все трое смотрят на Ваську Ефимова. А Васька смотрит себе под ноги, и вид у него довольно жалкий.

Лёва поправляет галстук, берет в руки бутылку, прокашливается.

– Меня здесь все знают, коллеги. Я тоже люблю коньяк, а особенно Самтреста. Извиняюсь… – Он отставляет бутылку прямо под нос Косте Бондарчуку. Тот вздрагивает и поспешно отодвигает ее подальше на край стола. – Но на коньяк надо самому заработать, – продолжает Лёва, повышая тон, – и тогда – пожалуйста…

Серега Красавин тычет его кулаком под бок.