— Эге-е! Крути! Ух ты-ы! — ухали бежавшие навстречу трактору красноармейцы. Они окружили трактор. На огороде трактор стрельнул и встал. Куров с застывшей широченной улыбкой сидел за рулем, не замечая, что с лица, как с дерева после дождя, густо падают капли пота, будто не трактор Курова вез, а он, Куров, вез его на своей сугорбоватой спине.
— От машинка! От это да! — хлопал себя по ляжкам Граблин, бегая вокруг трактора.
— Ну-ка, заведи! Ну-ка, как он! Ну-ка! — нукал Силинский. Он забегал то вперед трактора, то заглядывал на него сбоку. Куров хлопал машину по кузову, как цыган лошадь.
— Эта машинка, брат, знаешь, что сделает? — хвалился он, оглядывая столпившихся красноармейцев. — Она, брат, она... — он подбирал слова, которые бы выразили, что она может сделать, но ничего подходящего не приходило на ум. — Она всю деревню перевернет. Вот что, — хлопнул он еще раз по ней.
Подошел инструктор. Он оглядел трактор и велел заводить. Красноармейцы-колхозники бросились к нему, но Куров их отстранил.
— Погоди. Сам сделаю.
Он сдвинул брови и, словно колдуя, завозился над трактором, методично припоминая все заученные движения. Трактор еще раз стрельнул и к общему восторгу запыхтел объевшимся боровом. Куров кивнул головою, чтобы передние расступились, и тронулся, на ходу опуская лемеха. — Пошел! Пошел! Двинулся-а!
Красноармейцы гурьбой бросились за ним, притопывая и приплясывая. Граблин, подпрыгнув, перевернулся через голову. Бежали, обгоняя его, заглядывая ему вперед, хлопали друг друга по плечам, в грохочущем хохоте расплескивая свой восторг. Игнат забыл Анку и сердитого зятя и хохотал вместе с красноармейцами, поспевая за ними своим непривычным стариковским бегом.
— Эге-е! Крути-и! Крути, Гаврила!
Куров ехал, цепко сдавив руль. Он растягивал плывущую по лицу улыбку, стараясь принять серьезное выражение, но это ему не удавалось. Вместе с другими у него прыгало внутри, хотелось соскочить с сиденья и пуститься в обгонки.
На третью борозду сел Липатов. За ним тоже бежали, удивляясь уже не трактору, а Липатову, уверенно (так им казалось) командовавшему трактором, как лошадью. Подошла очередь Карпушева. Он подошел осторожно к трактору, как к музейной редкости, сдул с сиденья пыль.
— Господи, благослови... Тьфу! Мать твою, черт!
Красноармейцы грохнули в хохоте, а Карпушев рывком сел на трактор, сердито взглядывая на товарищей.
— А вы можете? — спрашивали второвзводники остальных.
— А что мы, у бога теленка украли, что ли? — обиделись отпускники-колхозники.
Второвзводники смотрели на трактористов с восхищением, терпко глотая слюни зависти.
Неужели они тоже могут когда-нибудь так же выучиться? Так же вот сесть, давнуть, крутнуть, а он завздыхает и пойдет, куда они захотят? Неужели...
— Вот бы... А? — бормотал Граблин. — Я бы тогда, знаешь? Я бы... — Он махнул рукой, не договорив. Он бы тогда... Эх! что там говорить! Одно ясно — на тракторе ездить он будет. Уж это от него не уйдет.
А трактор фыркал. Сменяя седоков, он ползал по огороду, выкрашивая его в черно-бурую пушистую постель.
Вечером в казарме колхозники ходили из угла в угол, расплескивая свои клокочущие чувства, чему-то подбадривающе улыбаясь, кому-то показывая хрустящие в суставах кулаки.
Дни бежали подскакивая, в обгонку, как красноармейцы на огороде. Не хватало дней. Считанные по пальцам, они зачеркивались один за другим, и не было силы остановить их, чтобы закончить все, что намечали колхозники. А сделать надо было многое: надо было закончить изучение трактора, проработать правила внутреннего распорядка коммуны, прослушать занятия по агроминимуму, наконец, надо было сделать концовку в эскадроне. Не уехать же так просто! Сел и уехал! Ведь два года! Разве зачеркнешь их?
— Сняться надо. На карточку, — предложил Миронов, когда отпускники возвращались с занятий.
Было темно. Грязная дорога растопилась черной, теряющейся лентой. Впереди над городом пожарным отсветом горел кусочек ночи. Красноармейцы шлепали по грязи, оступались в колдобины и лужи.
— Сняться — дело нехитрое, это в два счета, — вглядываясь в дорогу, ответил Карпушев. — Тут надо что-нибудь такое... эдакое... — Он шевелил перед собою огромными своими пальцами, стараясь ими досказать, что-такое нужно сделать.
— Надо, чтобы сдача была как следует, чтобы не подкопаться. Лошади там и все такое, — подсказал Савельев. Он, видимо, мысленно начал пересматривать свои вещи, откладывая их по очереди на пальцах.
Читать дальше