Спросили — не ответил бы, что приезжаю сюда искать, но этот короткий миг, когда стоял пораженный, что безвозвратно ушедший день все еще остался посреди берез и заметен, показался мне тогда кем-то посланным знаком.
Изба, в которой я жил у знакомых старика и старухи, стояла почти на вершине сопки, была крайнею, и за окном, когда погасили электричество, я снова видел среди березовых стволов размытую белизну и потом, когда просыпался, тоже почему-то подолгу смотрел и смотрел, как белеют, как среди мрака ночи хранят меж собой деревья пусть почти призрачный и все-таки негасимый свет.
Синим утром я снова пошел через березняк на лыжах.
Ночью ударил сильный мороз, и вся котловина вокруг сопки с Чистою Гривою на склоне была затоплена плотною темно-серой дымкой, но здесь, среди берез, уже ютился зыбкий рассвет, и почти на глазах все дальше и дальше отступали от него, пропадали остатки ночи.
Небо над гребешком пихтача вдали уже лизнул красный язычок, и я решил поскорей пересечь ложбинку, чтобы встретить восход на ровном месте, но собака моя замешкалась, отвлекла меня, и, когда я вышел на взлобок, солнце уже поднялось, уже разбилось о черный угол крайней избы, и молочно-белый березник, прошитый его лучами, весь был залит розовым дымящимся светом.
Опять я притих, глядя на деревья, которые так до конца и не поддались мраку, которые первыми теперь ослепительно, непобедимо вспыхнули, и снова промелькнуло, что я пока даже не подозреваю, как мне, может быть, вчера и сегодня повезло...
Меня привлекают в прозе Гария Немченко два качества — доброта и откровенность. Немченко убежден, что, если говорить с человеком начистоту, по душам, то он непременно поймет тебя; Немченко убежден, что другому можно доверять самые личные, самые «трудные» мысли и чувства, только говорить при этом надо не скрытничая и не прикидываясь, а выкладывать все как есть, все до последнего.
Отсюда и его стиль, явно разговорный, беседующий, со множеством просторечий, жаргонизмов, оговорок и массой всяческих вводных «кажись», «вообще-то», «наверное», «по-моему», с перескакиванием с пятого на десятое. Речь откровенно неприглаженная, непричесанная, словно списана с фонограммы. Поначалу такой стиль даже обескураживает, его необязательность, неотточенность, его безыскусность кажутся нарочитыми. И лишь постепенно, вчитавшись, понимаешь, что перед тобой исповедь.
Да, это исповедь, хотя и нет в ней часто свойственного письменным признаниям этакого психологического надрыва, самобичевания, утомительного копания в недрах собственной совести. Писатель говорит о с в о е м, но говорит он это д р у г о м у человеку и постоянно обращается к собеседнику-читателю, словно спрашивая: «А у вас как?», «А вы разве не испытывали такое?», «А разве с вами подобного не случалось?» Вспомните конец главы «Отец» из повести «Под вечными звездами» — образец типично немченковского разговора.
«И возраст такой, что самая пора за все отвечать. Как говорит мой друг, с о о т в е т с т в о в а т ь.
Не один я небось все чаще об этом задумываюсь. Вот и захотелось мне тем, кому это интересно, что-то такое дружеское сказать и улыбнуться, хоть мы незнакомы, и, как говаривали в старину, подморгнуть усом.
Вы уж поймите правильно, если улыбка при этом вышла немножко грустная...»
Все здесь характерно для Немченко: и желание брать ответственность на себя, и прямое обращение к собеседнику, и надежда, что собеседник поймет все правильно, и улыбка, и грусть. Читая повести и рассказы Немченко, то вдруг засмеешься в голос, так, что даже окружающие посмотрят на тебя с недоумением, то оторвешься от страницы и посидишь, успокаиваясь, потому что слезы подтачивают веки, хоть и не сентиментальный ты человек.
О таланте следует судить по удачам — это сказано давно, и, по-моему, верно сказано, из чего, однако, вовсе не следует, что талантливому писателю удается буквально все. На мой взгляд, у Немченко лучше получаются вещи автобиографические, и в этом сборнике, по-моему, повесть «Под вечными звездами» — лучшее из произведений.
Писатель многое видел, многое пережил, передумал и перечувствовал. И дело даже не в том, что ему есть что вспомнить. Иное он и рад бы забыть, да память уже не спрашивает дозволения, и не писатель ею правит, а она им. «Под вечными звездами» — одна из повестей, написанных действительно потому, что автор не мог, не в силах был молчать.
Немченко родился на Кубани в станице с великолепным, завидным даже названием — Отрадная, но пришлось ему там и бед изведать, и лиха вдосталь хлебнуть: оккупация, возвращение раненого отца, послевоенная разруха и голодуха. Потом он учился в Москве, в МГУ (поступил на философский факультет, а закончил журфак), и в конце пятидесятых годов уехал в Кузбасс на строительство Запсиба, где и прожил двенадцать лет. Эти двенадцать лет стали для него тем временем, когда человек обзаводится личным опытом, семьей, друзьями, убеждениями и своим пожизненным делом.
Читать дальше