Александр Филатов - Вариант Дельта (Маршрут в прошлое - 3)

– Будь здоров, товарищ маршал… спи спокойно!

– Ну–ну! Это ты на моих похоронах скажешь! – завершил разговор маршал и, не дав ответить, положил трубку телефона специальной, защищённой связи.

Алексей читал досье Платонова со смешанным чувством: радуясь, что такой безусловно подходящий человек займёт пост того, кто руководит всей обороной страны в затянувшейся смертоносной информационно-психологической войне; одновременно Фёдоров грустил, что Иван Васильевич надумал уйти в отставку (хотя, пора, давно пора – два инфаркта и аортокоронарное шунтирование за последние десять лет и возраст – порядком за шестьдесят). В отставку уходит тот, с кем вместе пережито столько трудных часов и боёв на незримом фронте. В то же время генерал-полковник гордился, радовался тому, что кристально чистый, честный, умный, творчески одарённый и волевой патриот, не колеблясь, предлагает вместо себя человека, которого считает не просто достойным, но и открыто называет „более достойным, чем я“. Ко всем этим чувствам примешивалась и доля стыда. Алексей стыдился себя – такого себя, каким он поначалу (и долгие годы) был в той , ныне преодолённой реальности – замкнутым на своей науке и на своей семье человеком, который не очень-то задумывался о судьбе народа и страны, который принимал даваемые социальным строем блага как нечто естественное, чуть ли не природное… Ещё неизвестно, во что бы он с годами превратился, если бы не все эти испытания „перестройкой“ ( той , а не нынешней!), „реформами“ (согласно разработанному в Гарварде проекту), последующей оккупацией НАТО, гибелью родных… Видимо, что-то из всех этих мыслей отразилось на лице, потому что Вика ласково, но не без тревоги спросила в тот вечер:

– Лёшенька, ты – что?! Чего это ты взгрустнул и как бы чего застыдился?

– Видишь, Вика, какие люди есть – не чета мне… То есть, наоборот – я им не чета! Они чище, лучше, способнее… Я вспомнил, каким был… каким был до катастрофы… Вот и стыдно стало, – ответил Фёдоров жене и соратнице, не пытаясь лукавить.

– Ну, во-первых, не забывай, академик, что эти люди воспитаны новой реальностью . Той реальностью, в тех условиях, которые созданы благодаря твоей воле, твоему великому открытию, твоему хронотрону и… помощи, которую тебе же оказывал Шебуршин.

Алексей хотел перебить, но в домашних условиях начальница режима НИИ Хронотроники (или Главного управления Х КГБ СССР), понятное дело, не соблюдала никакой служебной субординации. Так что, остановив мужа жестом, она продолжила:

– Вспомни, ты же сам мне сто раз рассказывал, какими вырастали люди в той реальности , в тех условиях! Вспомни и ответь, а смогли ли бы такие таланты и самородки возникнуть, развиться и проявить себя в той , преодолённой благодаря тебе и Шебуршину реальности?! Я уверена, что – нет, не появились бы такие люди, как Платонов! В лучшем случае, стали бы какими-нибудь более честными торгашами (или, как ты их называл, „предпринимателями“), менее жадными и не столь лишёнными совести, как другие!

– Ладно. Убедила! Давай спать, полковник! Завтра у нас с тобой дел по горло!

Так завершился тот зимний вечер. А теперь, сидя на совещании рядом с Платоновым, Фёдоров только радовался. Радовался чёткости мысли нового начальника Пятого управления. Радовался его умению по-разному говорить с разными людьми, когда надо, давая разъяснения, а в иных случаях ограничиваясь понятным, но жёстким и коротким приказом. Причём, всё это делалось открыто, наглядно для всех и таким образом, что не разделяло сотрудников, не унижало одних, возвышая других, а каким-то образом сплачивало их между собой и вызвало расположение и тягу к молодому руководителю главка.

– Вот, вы говорите, Семён Игнатьевич, – уважительно обращался Платонов к седовласому полковнику, начальнику одного из отделов, – Говорите, что за пять месяцев поисковой работы отобрали сто шестьдесят четыре кандидатуры. 164 человека из числа физиков, акустиков, психологов, но товарищ Смирнов отбраковал всех, кроме троих. Верно, Фёдор Карпович? – спрашивал он уже другого сотрудника, столь же пожилого и опытного.

– Так точно, товарищ гене… Фёдор Андреевич, – подтвердил Фёдор Карпович, на ходу поправив своё обращение к начальнику, проводившему политику сплочения коллектива ещё и методом сглаживания привычной для своей военизированной структуры субординации и различения людей по чинам и должностям.