Михаил Толкач: Не уходя в атаку

Акулов стрелял из амбразуры, тщательно выбирая цель. Комендант отозвал его и поделился своими опасениями.

— Знаешь, Иван Сергеевич, — Акулов говорил возбужденно, — у меня такое ощущение, что позади меня вся страна и я прикрываю ее. Мне отступать некуда...

— Пропадать здесь неразумно, — трезво осадил его Фотиев, — да и подорвать мост можно только с той стороны. Почему? Потому, что так какой-то дурак придумал: оставим тут заслон для прикрытия. Человек пять. Нет, нет, ты — со мной...

Вскоре, прячась за металлические фермы моста, они перешли на станционную сторону реки. Пригибаясь и прячась, за ними последовали бойцы. Отстреливались из последнего заслона. На той стороне редко хлопали винтовочные выстрелы.

В блиндаже сидел связист Мороз. Он сказал, что так и не дождался дрезины, но Акулов только махнул рукой, указывая на тот берег: стреляй!

Но вот умолкли за рекой последние выстрелы наших. Фотиев посуровел, снял каску, обнажил голову и Акулов. Постояли в молчании.

— Что ж, Захар Николаевич, видно, не миновать?

Комендант взял в руки электрическую машинку, дальнейшее ожидание он считал преступным. Мост необходимо взорвать. Связь с Рощей так и не удалось восстановить. Виноват Мороз, но сейчас не время разбирать.

— Предупреди, пожалуйста, людей, — приказал он начальнику станции.

Акулов разумом понимал, что взрывать мост необходимо, но сердцем не мог принять даже мысли о новом отступлении перед врагом. Разве они не храбро бились? Те, пятеро на том берегу, смельчаки из последнего заслона...

Он прошел по траншее, дал красную ракету. Его догнал бледный, заикающийся Фотиев:

— О-о-обрыв про-о-вода! — закричал он.

«Мост отдать немцам?» — возникла мысль у Акулова. Она нарастала, наполняла его дикой злобой, решимостью. Он пойдет и взорвет! Но Фотиев опередил его:

— Мороз! Где Мороз?

— Есть Мороз!

Из-за угла, полусогнувшись, выбежал монтер.

— За мной!

Фотиев подтянулся, перевалился на бруствер, покатился к воде. Пули тонко попискивали, попадая в камень, жирно чмокали, плескались в быстром течении.

— Командуй! — крикнул Фотиев. Это относилось к Акулову, и тот понял. Из кармана почему-то вытащил котенка, посадил в угол блиндажа, располагаясь надолго в этом мрачном, сыром помещении. Начальник станции не отступит!

Иван Сергеевич укрылся за камнями на берегу, дожидаясь связиста. Вечернее небо на западе было кроваво-красным. Вода на камнях плескалась тревожно и убаюкивающе, будто бы зализывала раны от чмокающих пуль. И Фотиеву стало не по себе, нервная теплота ударила в глаза. Черта с два! Он вернется в блиндаж... А когда Мороз оказался рядом, он достал из внутреннего кармана конверт, попросил:

— Пошли по адресу. Сам понимаешь когда... — И тут же подумал: «Он что, бессмертен? Почему именно я умру?» Но забрать пакет постеснялся.

А Мороз кивнул рыжей головой, успокоил:

— Обойдется.

Они поползли, держась за провода и маскируясь в камнях. С той стороны били прицельно, кучно... Вот и береговые устои. Фотиев, довольно сопя, вытирал лицо: ушли от прямого обстрела. Жив курилка! Огляделись. Так и есть: перебит провод.

— Давыд Остапович, давай, друг...

На диких камнях берега лежали густые тени устоев. Тонкая травка, пробившаяся из расщелин, мелко дрожала, словно умоляя пощадить ее. И Фотиев досадливо отвернулся. Он стал выбирать кратчайший и более безопасный путь к блиндажу, к подрывной машинке.

Акулову было хорошо видно их. Вот Мороз приподнялся, финкой зачищает провода. Фотиев, крадучись, наблюдает за фашистами. Но что это? Монтер размахнулся, ударил ножом Фотиева в спину...

— Ах, гад!

Захар Николаевич прицелился, выстрелил. Мороз сорвался, вильнул за устой, но вторая пуля догнала его. Скатился головой вниз в воду...

Иван Сергеевич удивленно повернулся, в горячке не разобрался, в чем дело. Что-то липкое, теплое побежало по спине за пояс, помутились глаза. А провод, провод... Иван Сергеевич дотянулся до конца кабеля. Второй, второй... Слабеющей рукой шарил кругом и не находил. Мороз, падая, утащил второй конец в воду. Фотиев свалился по камням в реку. Потоком подхватило его, завертело. Показалась голова в каске, на миг блеснула изношенная подковка сапог... Больше Акулов его не видел.

А немцы уже бежали по высокой потусторонней насыпи, горланили. С «ашей стороны изредка стреляли, но уже не могли задержать, прижать к земле волну рогатых касок...

Акулов выметнулся из дзота: «Что делать?» В траншее визгливо закричал раненый, послышалось клокочущее хрипение, сиплый голос скомандовал: