Михаил Толкач - Не уходя в атаку

Может, зайти домой? Но зачем? С отъездом Зои у него тут не осталось никого из близких. Написать родным? А как отправить, где почта?

Оглядев все комнаты, Акулов убедился, что документов, кроме бланков разрешений, не осталось, и он решил ехать с дрезиной. Надо забрать Фотиева. Но комендант наверняка откажется.

Акулов покрутил ручку телефона — с моста не ответили. Захар Николаевич решил сбегать туда. Он схватил винтовку, примкнул штык. Котенка — в карман.

Над станцией уже нависли вечерние сумерки. Солнце было где-то за темным лесом: полнеба полыхало розоватым сиянием, окрашивая все в радужные тона. Перестрелка над рекой не утихала: у десанта было мало сил, чтобы смять наши заслоны, у нас — чтобы уничтожить противника.

Акулов заторопился навстречу стрельбе.

А к вокзалу подкатил самоходный маленький в>а-гон. На его прицепе, в том же плетеном кресле с колесиками, сидела жена Палкина. Рядом с ней, обняв рыжую куклу, пригорюнилась внучка.

Екатерина Самойловна согласилась ехать только благодаря настоянию водителя. Он заявил ей, что начальник без Палкиных не отправляет дрезину.

Вскоре к маленькому поезду подоспели другие беженцы, облепив его со всех сторон.

Толстяк между тем искал и не находил Акулова. Он матерно ругался, подозревая, что начальник станции попросту сбежал.

На перроне появился прихрамывающий Мороз: он восстанавливал прямую связь с мостом. Как-то разминулся с Акуловым. Его удивила дрезина: неужели начальники уезжают? Зачем же связь? По-хозяйски прошел он в помещение дежурного, позвал шофера. Узнав, в чем задержка, предложил, выписывая разрешение:

— По распоряжению Акулова. Бери путевку и жми! Они уедут на автомашине. Ясно?

Шофер обрадованно пожал потную руку Мороза. Мотор фыркнул, и дрезина скоренько помчалась к перегону. Внучка Палкиных помахала Морозу руками, а он потряс в воздухе своей монтерской сумкой.

— Катись!

Мороз зло захохотал, перекосив крупное лицо, и позвонил на мост. Ответил Акулов,

— Что?

Связист подошел к окну, выглянул на перрон.

— Нет, Захар Николаевич, нет. Никакой дрезины я не вижу. Хорошо, скажу, чтобы подождали...

Над станцией показались немецкие бомбовозы. Мороз юркнул в щель. Глупо рисковать, если вот-вот исполнится его мечта. А вдруг не поверят? Нужны доказательства. Мост... мост... мост...

А за рекой, на большом ровном лугу, уже приземлились немецкие самолеты. Из них выскакивали солдаты, выкатывались легкие пушки.

Мороз переждал бомбежку и бросился к мосту. Успеть, успеть, успеть... Он припоминал в уме слова, которыми встретит немцев.

В поле, недалеко от полотна железной дороги, горела путейская казарма; черный густой дым столбом поднимался в небо, заволакивал горизонт. Палкин обрадовался этому «туману». Под его прикрытием можно проскочить. В клубах дыма эшелон еле проглядывался. Поезд набрал скорость, выскочил из-за бугра. Но состав скоро обогнал дымную пелену, вывернулся на открытую равнину, вылетел одинокий, незащищенный...

Кто же тут, свои или немцы?

Все всматривались вперед.

Под откосом лежали какие-то люди. Ближе... Демина и Павел приготовили оружие. А Палкин вызывающе нажал рычаг сигнала. По всему равнинному раздолью прокатился суровый звучный гудок.

Ага, женщина с повязкой медсестры радостно замахала рукой. Паровоз коротко и несильно прогудел, приветствуя своих.

Бойцы смотрели на поезд с огромным удивлением: казалось непостижимым чудом появление эшелона в таких условиях. Это ободряло, вселяло надежду. Раз движение не прекращается, значит дело поставлено крепко.

Немцы спохватились, издалека открыли беглый огонь по составу: их не смущали красные кресты

на вагонах. Вдоль пути вспыхнули султаны разрывов.

— Ложись, на пол ложись!—закричал Палкин.

Смирнов и Демина упали.

Машинист все так же глядел вперед. Снаряды ударили сбоку паровоза. Где-то недалеко прострочил пулемет; по будке застучали пули и осколки. Но поезд мчался, и Палкина обуяло необычное воодушевление. Он стал во весь рост, до пояса высунулся из окна будки. Встречный ветер раскидывал его светлые волосы. Машинист подался всем телом вперед, и Деминой почудилось, что он видит там нечто значительное и радостное, так ярки были его глаза, так одухотворено было его морщинистое лицо.

Паровоз кидало, словно на ухабах. Палкину по-чему-то вспомнился день поездки к дочери в колхоз. Шофер вел тогда машину по разбитой дороге, газуя напропалую. И он заметил теперь, что, как и тогда, крепко сжимает зубы, чтобы не прикусить язык.