Марк Гроссман: Камень-обманка

И хотя в словах старикашки явно звучала издевка, Колчак поверил в их правоту.

Вернувшись в Омск, он сочинил приказ — увы! — кажется, совершенно дурацкий приказ: «Ко мне поступают сведения, что во многих частях до настоящего времени остаются неизвестными цели и задачи, во имя которых я веду и буду вести с большевиками войну до полной победы…»

Господи, каким надо быть простофилей, чтобы, приняв на себя верховное главнокомандование и провоевав целый год, оставить истории такой автопамфлет!

Чуть позже ему сообщили из контрразведки, что перлюстрировано письмо некоего Нечкина, рядового Ижевской бригады. Солдат уведомлял родных, что в полк приезжал английский генерал (фамилия Колчака была немыслимо искажена), говорил темные речи и раздавал папиросы.

Эти строчки не могли не возмутить Колчака, но поистине злобу у него вызвал конец письма. Ижевец отмечал: «Генералишка хоть и английский, а мелет по-русски так, что некоторые слова и обороты очень даже можно разобрать».

Вот тебе и верховный правитель народа, прости, господи, нам прегрешения наши…

Нет, нет, он не может упрекнуть себя, что правил спустя рукава и не делал всего, что было в его силах. Он не только часто посещал фронт, но и выступал на земских и городских собраниях в Челябинске, Перми, Екатеринбурге, на заседаниях Казачьего круга в Троицке.

Память снова вернула его в Челябинск — город его катастрофы и позора.

Черт дернул послушаться Лебедева, которому открыто подпевал Сахаров, и дать согласие на ужасную челябинскую операцию! Это они, генералы, которых Будберг называл не иначе, как «стратегические младенцы», впутали Колчака в безнадежное дело! Это они утверждали, что красные совершенно выдохлись после Златоуста и, попав в челябинскую западню, будут разбиты наголову.

Еще четырнадцатого июля девятнадцатого года, когда был отдан Златоуст и одна из дивизий почти открыла фронт под Кыштымским заводом, вследствие чего Западная армия беспорядочно откатилась к Челябинску, к нему, Колчаку, без стука вошел Будберг. Верный своей обычной манере, он чуть не с порога прошелестел сухими губами:

— Ваше высокопревосходительство, мне только что по секрету стало известно, что Лебедев вырвал у вас согласие на передвижку резервных дивизий к фронту. Так ли это?

— Я никак не могу привыкнуть к стилю ваших речей, барон, — устало отозвался Колчак, не отвечая на вопрос.

— Господин адмирал, — не отступал Будберг, — вам известно мое прошлое. Я военный и мне не двадцать лет. Корпуса не перебрасывают просто так. Я хотел бы знать, что имеется в виду?

— Полноте, барон. Я ничего от вас не скрываю. Резервы для того и существуют, чтобы в подходящий срок отправиться на передовую. Только это.

Колчак говорил неправду. Передвижка резервов и назначение наштаверха Лебедева уполномоченным ставки в Западной и Южной армиях были связаны с планом Челябинской операции. О ней знали лишь Колчак и Лебедев. Ни командующий фронтом Дитерихс, ни командармы никакого участия в ее разработке не принимали. Тем более адмирал ничего не хотел говорить Будбергу, зная его неверие в силы «стратегических младенцев» штаба.

Барон в тот раз пожал плечами, покачал головой и попросил разрешения удалиться. Но через десять дней, двадцать четвертого июля, когда причелябинские станицы уже пылали в огне боев, старик снова спросил верховного, что такое «Челябинская операция»?

Однако, сколько он ни настаивал, адмирал загадочно глядел мимо генерала и намекал, что «вскоре всё разрешится, и произойдут очень крупные события, которые круто изменят положение».

Будберг, зная, что Лебедев еще две недели назад умчался на фронт, хмуро сказал адмиралу:

— Я не верю в крутые повороты фортуны, когда эту безглазую бабу поручают Лебедеву, Сахарову или Гайде. Поводыри такого рода способны лишь и з г а й д и т ь дело.

— Вы несносны, барон! — вскипел Колчак, не принимая издевки Будберга и порицая его за глупую игру с фамилией чеха. — Потом сами увидите, насколько были неправы и недоброжелательны.

Однако от старика нелегко было отвязаться. Уже на следующий вечер, нет, пожалуй, через два дня — двадцать шестого июля, — Будберг снова влетел в кабинет верховного. Оказалось, что он узнал в ставке план пресловутой операции и теперь находился в состоянии крайнего раздражения.

— Ваше высокопревосходительство! — начал он почти в истерике. — Я, член совета верховного правителя, но от меня многое скрывают. Теперь мне ясно, что весь этот блеф был задуман уже давно, и вояжи наштаверха на фронт связаны с ним. Лебедев и Сахаров нарисовали на карте «мешок» и посулили удушить в нем красных. Но бои не выигрывают по бумажкам, господин адмирал! Все надежды возлагаются на последние наши резервы, вытащенные из Омского округа. Однако все три дивизии только что кое-как слеплены и не готовы для боя. Они превратятся в толпу и стадо при первых же ударах врага.