Марк Гроссман - Камень-обманка

Далее значилось заявление казачьего офицера Колесникова, полагавшего, что «порки не достигают цели… и следует не пороть, а сжигать деревни дотла», хорошо бы вместе с жителями.

Потом была какая-то мелочь фактов о казаках села Сосновского — Иженцеве, Попове, Мансурове и Стрижаке, расстрелянных по дороге в челябинскую тюрьму просто так, для потехи.

В следующем документе сообщалось, что белогвардейцы расстреляли, замучили и угнали на каторгу 9 тысяч челябинцев, 5 с половиной тысяч златоустовцев и 3 тысячи троичан.

На отдельной странице была наклеена вырезка из газеты «Красный набат» от 21 сентября 1919 года: некий красноармеец Завьялов сообщал подробности пыток, которым подвергли двух крестьян села Шмаковского Курганского уезда — Мокроусова и Морозова, заподозренных в сочувствии Советской власти. Арестованных связали парой, пытали огнем, затем выпороли и, не добившись показаний, убили пулями и штыками.

Красноармейцы, освободившие Шмаковское, узнав об этом от мужиков-подводчиков, отыскали могилу и увидели изуродованные и обожженные трупы. Несчастных похоронили с почетом и слезами, и духовой оркестр играл «Вы жертвою пали».

Далее перечислялись сведения о подобных случаях на Среднем и Западном Урале, и цитировалась даже песня заключенных одной из тагильских тюрем:

Колчак передвинул стол и табуретку к окну и сел так, чтобы скупой утренний свет падал сверху на страницы. Затем он принудил себя читать листки медленно, по возможности запоминая их. Адмирал обратил внимание на то, что некоторые записи были подчеркнуты жирным красным карандашом.

Арестованный занимался этим пять часов подряд, со всем тщанием, на какое теперь был способен, иногда останавливался и пытался думать о прочитанном и о том, что он сможет сказать по этому поводу Комиссии. И с тоскливой ненавистью понял, что способен ответить лишь жалким лепетом или ссылками на свое незнание. Но все-таки огромным усилием воли снова заставил себя читать бумаги.

Я лично убедился, что в восстании большевистских банд принимали фактическое участие не только мужчины, но и женщины, позволяя себе производить стрельбу из-за углов, окон, крыш и чердаков… До сего времени эти преступницы в большей степени оставались в стороне, не получая должного возмездия за предательство по отношению к родине.

Считаю совершенно нетерпимым и слишком почетным расстреливание и повешение такого рода преступниц, а посему предупреждаю, что в отношении означенных лиц будут применяться мною исключительно розги вплоть до засечения виновных. Более чем уверен, что это домашнее средство произведет надлежащее воздействие на эту слабоумную среду, которая по праву своего назначения исключительно займется горшками, кухней и воспитанием детей будущего, более лучшего поколения, а не политикой, абсолютно чуждой ее пониманию.

Колчак подумал о том, что подобные письменные свидетельства оставляют после себя лишь мелкие сошки, не умеющие изложить дельную мысль подобающими словами, но тут же наткнулся на приказ одного из своих ближайших помощников, генерала ставки Сахарова.

№ 687

ст. Петухово 12 сентября 1919 года

…Пункт 10-й. В случае проявления единичного предательства со стороны граждан, виновных немедленно, без суда расстреливать на месте, имущество преступника конфисковать в пользу казны или уничтожить. При массовом предательстве местного населения или укрывательстве большевиков-предателей — селение немедленно окружать и виновных, выданных жителями, немедленно расстреливать на месте, а их имущество конфисковать или уничтожать; в случае отказа от выдачи виновных — расстреливать заложников или жителей через десятого. В случаях массового выступления жителей с оружием в руках против армии такие населенные пункты немедленно окружать, всех жителей расстреливать, а самое селение уничтожать дотла.

Дочитав приказ, Колчак несколько минут сидел не двигаясь и закрыв глаза.

«Воистину «Бетонная голова»! — думал он о Сахарове. — Ну, что это за фразы, черт бы его побрал! — «массовое предательство», «массовое выступление»! Мог бы сообразить, дурак: предает не масса, предают массу.