Марк Гроссман - Камень-обманка

Слухи утверждали: Клавдий отыскал затеей и засечки Демина — и по его ко́панкам, как по следам, добрел до водопада на Шумаке. Обнаружив Чашу, он кинулся в Иркутск, чтоб записать на свое имя невиданное месторождение, но вдруг получил отказ. Чиновники, сославшись на то обстоятельство, что Дмитриевка или, иначе говоря, Шумак, не числится на картах Горного управления, оставили просьбу без последствий.

Кузнецов извел на поиск все свои деньги — и вот, на, пороге чудовищной удачи, споткнулся. Горе выбило промышленника из сил, он тяжело заболел. Никто и мигнуть, не успел, как смерть его задушила.

Служащий Клавдия Кузнецова, обрусевший немец Шнелль, и шурин Шнелля, горный техник Кирилл Новиков, были единственными людьми, посвященными покойным владельцем в тайну поисков. И они решили довести дело до конца — снова отыскать Золотую Чашу. Асбестовый рудник был их опорой, и отсюда родичи неоднократно уходили в низовья Шумака, вели разведку на золото по Китою и Билютыю.

Три года пропали зря. Шумак хранил свою тайну, и, никому больше не удалось увидеть въявь сказочную золотую жилу, сползающую в гранитную чашу под водопадом.

Потом в Забайкалье и Саянах началась гражданская война, и следы Новикова почти потерялись. Ходили слухи: служил у белых, а когда их разбили, бежал к устью Архута, затем перебрался в верховья Китоя. Даже в это тяжкое для него время Новиков, как видно, не желал расставаться с мечтой. Поговаривали, что он все-таки нашел Чашу.

Когда к истоку Китоя пробился красный отряд Каландарашвили, Новиков, спасая себе жизнь, кинулся в чащи Эхе-гола, позже по правому притоку Шумака с невероятными трудностями добрался до Шимко́в. Здесь его арестовали, и что с ним случилось потом, никто не знал.

Вспоминая сейчас легенду, Грязнов изучающе разглядывал Лю Джен-чана, пытаясь определить, хватит ли у того пороху для долгого и опасного дела. Артемий отлично знал, сколько сил и риска потребует предприятие. Житель Тунки, он пытался в течение многих лет выведать у внуков и правнуков Демина, где и как искать Золотую Чашу. Но ни один из них не знал этого. Сыновья каторжника, испытав однажды смертельную опасность, видно, раз и навсегда заказали своей фамилии ходить на Шумак.

Грязнов наведывался и в Шимки, стараясь нащупать следы Кирилла Новикова, но, с чем явился, с тем и ушел.

Увлеченный воспоминаниями, торговец на время забыл о Лю. Теперь он снова взглянул на китайца, спросил сумрачно:

— Кто те люди, что ищут Чашу? Вы верите им?

Лю пожал плечами.

— Письменных рекомендаций они не приносили, господин Грязнов. Русские называют таких типов перекати-поле. Это сброд.

Грязнов полюбопытствовал:

— А если они найдут Чашу и утаят это?

— Возможно, — усмехнулся китаец. — Но, поверьте, я неплохо стреляю и сумею постоять за хозяина. За себя — тоже.

«Что ж… — подумал Артемий. — Куросава не станет рисковать и кидаться деньгами без надежды на успех. Однако его надежда, может быть, всего лишь сильная жадность».

В который раз, разжигая трубку, Грязнов попытался вспомнить все, что связывало его с ювелиром и Лю.

Дела нередко понуждали торговца наезжать в Иркутск. Связанный коммерческими операциями с Монголией и, через ее посредников, с Китаем и Тибетом, он, естественно, не мог не обратить внимания на японца, скупавшего и перепродававшего золото.

Они быстро нашли общий язык, и Грязнов, отправляясь за рубеж, дважды увозил из Иркутска в Харбин окатанные самородки. Когда Куросава передал ему третью партию, Артемий сказал, что не повезет ее до тех пор, пока японец не скажет, откуда металл.

Ювелир вынужден был сообщить, что купил его у неизвестного, которого больше ни разу не видел. Куросава хорошо угостил незнакомца, и тот под хмелем выболтал: самородки с Шумака. Правда, спохватившись, назвал уже не Шумак, а его правый приток — Урто-гол.

Артемий побелел от волнения. Снова, как мираж, возникла перед глазами Золотая Чаша, из которой Дмитрий Демин горстями добывал окатыши.

Стараясь скрыть душевную дрожь, Грязнов спросил японца, готов ли он, Куросава, взять его в долю?

Ювелир печально усмехнулся.

— В противном случае я не стал бы делиться тайной, господин Грязнов. Вы это понимаете не хуже меня.

Однако, заключив союз, японец тут же поспешил нарушить его. Ничего не сказав компаньону, он послал Лю Джен-чана на Шумак и Урто-гол, пообещав слуге, что, в случае успеха, треть добычи — его.

Китайца не было в Иркутске полгода. В дом он явился ночью. В оборванном и истощенном человеке трудно было узнать слугу ювелира. Одежда на Лю висела клочьями, лицо, изъязвленное мошко́й, казалось, уже не удастся отмыть от грязи. Однако слуга по-прежнему был молчалив, спокоен, ни на что не жаловался.