Она тогда махнула рукой, но сама при случае стала искать глазами бригадира полеводов Мацо Дастакяна. Был он на два года моложе Эрик и до сих пор не женат. Шел слух, что у него в соседнем селении подружка — чужая жена. Знали, что любит Мацо выпить и погулять.
Когда он в первый раз подошел к Эрик, она отвернулась. Мацо стал подстерегать ее на пути к виноградникам.
— Пожалей меня, я один, как камень на дороге…
И в тридцать семь лет она начала, как девчонка, ждать этих слов, этих встреч.
А сегодня он подошел к ней совсем близко — рубаха на груди распахнута, пуговицы поотлетали, ворот надорван. Эрик невольно протянула руку к рубашке. Он схватил ее пальцы двумя ладонями и прижал к груди. Так их и застали женщины из бригады Эрик.
Будет теперь разговор!
Сняв с головы косынку, сбросив чусты, она сидела на тахте. Отцовский дом — временный приют для женщины, а ей пришлось провести в нем всю жизнь.
Всего на несколько месяцев уходила Эрик отсюда. Уходила невестой под звуки зурны в веселый майский день сорок первого года, а вернулась в ноябре солдатской вдовой.
Старшая сестра Бавакан сказала: «Раз такая твоя доля — веди хозяйство братца».
Врамшапуха берегли все сестры. У них свои дети были по одну сторону, а братец по другую. Ему ни в чем не отказывали. И в городе учили, и в Москву посылали. Сейчас снова учится — ему виднее. Большим ученым будет.
Но все же у сестер свои семьи, своя жизнь. А что есть у Эрик? Если братец женится и приедет в отцовский дом, то хозяйкой здесь станет его жена.
Не поднимаясь с места, женщина посмотрела на стену, где висел увеличенный с маленькой фотографии портрет покойного мужа. Шмавон был красивый, веселый. Но она еще не успела ни привыкнуть к нему, ни приноровиться к его характеру. И первое, что приходит на память о прошлом, — это осенний день, когда у ворот сельский почтальон вручил ей «черную бумагу».
Рядом с карточкой на стене — диплом сельскохозяйственной выставки. За виноград. В этом году урожай будет еще больше. На горных участках хорошо пошли новые крымские сорта.
Мысли незаметно вернулись к привычному, и тело, будто освобожденное, потянулось, распрямилось. Эрик зашлепала ногами по прохладному полу, набрала из деревянной кадушки ячменя и вышла во дворик покормить кур.
Солнце больше не слепило глаза. Прячась за землю, оно окрасило мир в мягкий розовый цвет. Розовыми казались спинки белых «заводских» кур, дом, сложенный из потемневших камней, и крепкие руки Эрик.
В саду персиковые деревья опустили ветви под тяжестью еще зеленых плодов. Много фруктов в этом году. Будет братцу и свежих и сушеных.
Эрик огляделась, ища подпорки для молодого деревца, и увидела, что Мацо Дастакян открыл калитку, прошел через дворик и уже поднимается на балкон.
Она вспомнила, что у нее непокрытая голова, босые ноги, метнулась за кусты, но, рассердившись на себя, добежала до дома, вспрыгнула на балкон и преградила Мацо путь в комнату.
— По какому делу пришел?
Мацо шагнул к ней поближе.
— Скажи, если я плохого хочу или у кого что отнимаю, — уйду.
Женщина молчала. Тогда он тихо позвал ее:
— Ну… Скажи что-нибудь!
— Пьешь ты, — прошептала Эрик, опустив глаза.
— А я не буду пить, — готовно ответил он, — очень мне это нужно!
Большие руки мужчины казались серыми от земли. Он шел с поля, с работы. Его надо было умыть и накормить.
Эрик посторонилась и пропустила его в дом.
Председательница колхоза «Согласие» Бавакан Гаспарян считала, что молодые парни шоферами работать не должны. Соблазнов много. Дальние поездки, рюмочки, закуски — недолго избаловаться. Всех молодых шоферов зачислила в трактористы, а ее «Победу» водил дядя Торос. Раньше он работал кучером, и люди говорили, что на трудных дорогах старик понукает машину и подхлестывает кнутом.
Но зато ездить с ним спокойно, никакого лихачества он себе не разрешает. И если председательница спешила, то сама садилась за руль, потому что пятидесяти километров дядя Торос никогда не превышал.
И сейчас он ехал не торопясь, напевая старую песню о чьей-то безответной любви, о чьем-то безысходном горе, песню, которую тянули его дед и отец, семеня по горным дорогам за маленькими серыми ишачками.
Отец и дед два раза в год — осенью и весной — отвозили в город черствый сыр, катышки сушеного кислого молока, съедобную траву, заплетенную в длинные косы.
Дядя Торос каждую неделю гоняет в город машину и частенько выполняет поручения колхоза, связанные с большими деньгами. Вот и сейчас он едет, чтобы договориться с руководством комиссионного продовольственного магазина о сдаче ранних овощей.
Читать дальше