Нора Георгиевна Адамян
Девушка из министерства
Повести, рассказы
— Рузанна Аветовна, к министру!
Начальник отдела Иван Сергеевич осторожно опустил телефонную трубку и, вобрав голову в плечи, снова зашелестел бумагами.
Рузанна, как всегда, не то чтобы заволновалась, но почувствовала «ответственность минуты», как говорила Зоя — инженер отдела.
Задвинув ящики, Рузанна достала из сумочки платок, провела гребенкой по волосам, оправила узкое синее платье и, выходя, помедлила у дверей. Зоя оглядела ее, покивала головой и одобрительно поморгала. Это означало: «Все в порядке, хорошо выглядишь, будь спокойна».
У Тосуняна только что кончилось совещание. Даже в приемной было накурено. Люди выходили, вытирая лбы. Секретарша открывала в кабинете форточки.
Министр подозвал Рузанну жестом, не изменив недовольного выражения лица. Невысокий, худой, он сидел, привалившись к ручке большого кресла, и занимал очень мало места. К его огромному пустынному письменному столу куда больше подошел бы директор центрального кафе Баблоев, стоявший сейчас перед министром. Баблоев был похож на скульптуру — выпуклый, широкий, с откинутой, в крутых завитках, головой.
Все в министерстве знали Баблоева. Часто появлялся он и в отделе капитального строительства, каждый раз молча клал перед Рузанной и Зоей по конфетке и, бесшумно покружившись по комнате, уходил, оставляя сладкий запах шипра и чесночный — хаша.
— Какой у него изумительный плащ! На клетчатой подкладке, — восхищенно говорила Зоя. — Вот бы Рубику!
— Кушите, — лаконично советовал Иван Сергеевич.
— Да-а, купишь… Я у него спросила, сколько стоит. Смеется. Я говорю: «Тысяча?» Отвечает: «Половина». Значит, две тысячи.
— Пятьсот тридцать три рубля семьдесят две копейки. Фабрика имени Димитрова. Получены сто пятым и шестнадцатым магазинами.
Сведения Ивана Сергеевича всегда были полными и точными.
Зоя ахала, звонила мужу, томясь ждала перерыва, мчалась в магазин и потом возвращалась, притихшая и разочарованная. Плащ, так великолепно сидевший на Баблоеве, имел совсем другой вид на длинноруком, узкоплечем Рубике и относительно своей ценности никого в заблуждение не вводил.
И сейчас на Баблоеве был отличный светло-серый костюм. Но лицо его выражало растерянность и напряженное внимание. Он слегка покосился на Рузанну крупным, как слива, глазом и приветствовал ее едва уловимым поклоном.
Маленькая темная рука Тосуняна нащупала и отшвырнула коробку спичек. Губы его брезгливо искривились.
— На скатерти вот такие пятна… — Он растопырил пальцы. — На улицу чадом несет. В центре города безобразие устроил.
Он говорил, как всегда, отрывисто и глухо.
Баблоев выждал приличную паузу.
— Енок Макарович, а мое выполнение финансового плана? Почему вы с этой стороны не подходите?
— Пивом тоже торгуешь? — раздраженно спросил Тосунян. — Нет, я удивляюсь, — он хлопнул ладонью по столу, — почему это в любом доме хозяйка стол накроет — приятно смотреть! В чем дело? Секрет, что ли?
Тосунян взглянул на Рузанну, предлагая ей вступить в разговор. Но Рузанна молчала.
Сегодня представление о празднично накрытом столе вызывало в ее сердце горечь и досаду. На это были особые причины.
Баблоев развел руками. «Чего не могу, того не могу», — выражал его покорный вид.
— Иди, — отослал его Тосунян.
Баблоев нехотя пошел к двери и, взявшись за ручку, постоял, прислушиваясь к тому, что говорил министр. А он уже обратился к Рузанне:
— Вот что, из этой забегаловки надо сделать приличное кафе. Чтоб люди туда ходили посидеть, поговорить. Чтоб туда женщины с детьми ходили… Ну?
Он был нетерпелив. Ему хотелось, чтобы собеседник сейчас же всем существом понял его мысль и проникся его планами.
— Понимаешь, настоящее кафе!
Он не спрашивал. Он утверждал.
Рузанна понимала. Она представила себе просторный светлый зал, стены, разрисованные так, будто границы помещения раздвинуты до горизонта. На окнах тяжелые занавеси. Над каждым столиком своя лампа. Столы квадратные, больше обычных ресторанных. Здесь подавали бы настоящий душистый кофе в маленьких чашечках и крепкий, очень горячий чай в тонких стаканах.
Читать дальше