— А как же дети? — спросил я. — Неужели совсем поздно?
— Ничего. Откачаем! — крикнул Трофим, — Я за ночь фельдшеров собрал. Важно теперь найти, показать. Пусть в лицо увидят его, вражину. — Он поднял узелок. — Вот продукты тащу на анализ. Там же и торговца обыщу.
— А нам что делать, Трофим?
— Обыщите Сердюка. Савку Сердюка. Быстро!
— Есть, — сказал я. — Сделаем.
И мы пошли на квартиру к Илье.
Ильи еще не было дома, он где-то задержался, возвращаясь с работы. Савелий спал. Нам пришлось долго стучать, пока он открыл дверь.
— Ну, в чем дело? — недовольно спросил он, потягиваясь и протирая глаза.
Оттолкнув его с порога, Фрол прошел в сени.
— Мы должны обыскать тебя, — сказал я. — Открой ставни.
Савелий не удивился.
— Пожалуйста! — насмешливо ответил он. — Прошу! — и прошел обратно к дивану.
— Да ты открой ставни, говорю…
— Это ваше дело.
Я вышел на улицу и сам распахнул ставни.
Дверь в комнату Ильи оказалась заколоченной гвоздями. Фрол удивленно осмотрел железные планки и наглухо забитый засов.
— Давно это отгородился?
— Давно. Семейные дела…
— Интересно.
— Не для всех.
Я прошел к большому кухонному столу около печки. Внизу, между ножек стола, были сделаны полки. Я отбросил занавеску. Полки были уставлены крупной посудой. Почти вся она была наполнена семенами лебеды, кусками древесной коры, половой и какой-то серой колючей мукой. В большой банке я нашел какие-то мелкие зерна. Я взял на ладонь несколько штук. Они были колючи и черны.
— Что это такое, Савелий? Зачем ты хранишь кору, лебеду, полову?
— А разве запрещено?
— Нет, но зачем это тебе?
Он усмехнулся.
— Вы как малые ребята, — сказал он. — А ведь пузо не зеркало. Я был бы рад пирожные из крупчатки готовить, да где ее взять? Дохозяйничались и довоевались. Что? Совесть? На одной совести в три дня прогоришь.
Фрол рылся в ящике в дальнем углу. Он поднялся.
— У тебя, кажется, был ремень, Савелий? Принеси его.
Савелий выдвинул из-под кровати сундук, достал ремень. Фрол взял его и подал мне.
— Свяжи ему руки, Василий. Крепче скрути.
Савелий резко выпрямился. Он был значительно выше Фрола.
— Кому это вы руки свяжете? Мне?!
Зрачки его глаз стали еще черней, чем обыкновенно.
— Свяжи ему руки, Василий! — повторил Фрол и стал смотреть в глаза Савке. — На чужой беде тоже прогоришь, сосед!
— Я не дам рук связывать! — закричал Савка, отбегая в угол. — Не подходи!
Я осмотрел ремень. Пряжка и все подвески были отделаны под серебро. Он, наверное, дорого стоил. Я подошел к Савке.
— Дай руки!
Секунду он колебался, собираясь ударить меня или броситься к выходу. У двери на гвозде висела новая бархатная толстовка. Он загляделся на нее и так, не отрывая глаз, колеблясь, протянул руки. Я крепко скрутил их упругим скрипучим ремнем и отошел к порогу.
— Теперь идем, — сказал Фрол, открывая дверь.
Мы вышли на улицу. В переулке не было никого. Соседи еще спали.
Едва поднялось солнце. По взгорью клочьями сползал туман.
Я следил за руками Савки. Слишком легко он дал себя взять. Теперь он слегка уже испытывал крепость ремня. Фрол заметил это осторожное движение его рук и только вскинул на плечо обушок. Мы отвели Савелия во двор шахты и заперли в подвале.
В этот вечер соседи не выходили к калиткам. Молодки, спешившие на гулянье в сад, не замедляли шага. Илья один сидел на крыльце. Рубленая махра лежала перед ним в кепке. Он сидел и курил до поздней ночи, и, проходя мимо, ни я, ни Фрол не зашли к нему. Мы не хотели мешать его думам. Я знал это по себе. Не следовало мешать. Но в эту же ночь Илья постучал ко мне в окно.
Я вышел во двор. Он стоял около забора в лунной синеве с погасшей цигаркой в зубах. Я подошел к нему ближе и сказал так, словно ничего особенного не случилось:
— Я слушаю, Илюша, говори.
Он молчал. Руки его лежали на заборе. От луны синевато отсвечивал ряд ногтей.
— В чем дело, Илья?
Он принял с забора руки. Прошла легкая тень облака, и, хотя сразу сделалось опять светло, лицо его осталось темным.
— Чего-то я тут не понимаю, Василий, — сказал он. — Как же это так? Значит, и мне не надо верить?
— Мы верим тебе, Илюша. Во всем верим.
— А брату? Разве не одна кровь? Разве жизнь с самих с корней не одна?
— Нет. Не одна, — сказал я.
— Врешь! Ты тоже врешь? Зачем ты врешь?
— Выходит, что ты не веришь мне, а я не вру. Жаль. Но вот Фролу…
— Довольно! — закричал он, разрывая у шеи воротник. — Этот вояка, шкура, давно злобу на Савку носил, давно!
Читать дальше