Петр Северов - Сочинения в двух томах. Том первый

Соседи выходили за калитки. Молодки, спешившие на гулянье в сад, замедляли шаг. Братья пели дружно, легко и мягко, задумчиво и грустно звучала песня. Голос Савелия, мужая, плыл над казармами, над тихими переулками, до самой степи. На далекой эстакаде весело откликались откатчицы. Там гремели вагоны, звенел сигнал, уголь шумел на скатах, и все это было как продолжение песни.

Мы любили эту песню — я и Фрол. Когда, торопясь в вечернюю смену, мы заходили за Ильей, то обязательно задерживались у калитки.

— Эх, Василий, — говорил Фрол, вздыхая и складывая на груди руки. — Нет на свете другой такой песни. Нет…

Савелий умолкал первым.

— Ну, тебе пора в смену, — кивал он Илье и, встряхиваясь, поднимался с крыльца.

Одет он был чисто и франтовато. Шелком расшитая рубаха, ремень с набором, синие галифе. Его хромовые сапоги рядом с ботинками брата выглядели шикарно, а голубой касторовый с натянутыми полями и лакированным козырьком картуз даже смешно было сравнивать с кепкой Илюшки.

Единственное, что было у них общего, это орлиные носы и темные пристальные глаза. Все остальное до улыбок — различно. Илья смеялся коротко и заразительно. Он крепко жмурил глаза. Каждая морщинка его лица смеялась. Крепкие зубы обнажались стремительно и широко, а руки не находили покоя.

Савелий, смеясь, закрывал ладонью рот. Он улыбался только углами губ, и все лицо его делалось сонным. Осторожно мизинцем он расправлял усы. Они вились двумя черными буравчиками, густыми и острыми, и были настолько похожи на этот инструмент, что однажды, когда Савелий торговал пивом, кто-то крикнул:

— А ну, дядя, вытащи усом пробку!

Так и пристала к нему эта кличка: штопор. Говорят, что только из-за нее Савелий переменил ассортимент. Теперь он торговал пряниками и всяческой снедью. Где только он брал муку? На десятки верст вокруг шахтеры жили черствыми овсяными пайками. Это был памятный трудный тысяча девятьсот двадцать первый год. А Савелий и в этом году торговал хлебом и большими белыми пряниками в виде сердец, лошадок и гитар. На этих гитарах хотелось играть. Все лады были расцвечены розовой карамелью. Струны, сделанные из какой-то клейкой смеси, сияли, как бронза. Редкостные пряники продавал Савелий. Он угощал и нас, но обыкновенно Фрол отказывался или прятал свой подарок в карман пиджака и забывал о нем. Соседи не осуждали Савелия за эту коммерческую деятельность. В те годы многие торговали чем могли, шли в села и меняли на хлеб последние пожитки. На заводах и в шахтах Донбасса исчезала бронза и медь, — она шла на изготовление зажигалок. Эти зажигалки тоже обменивались на хлеб… Еще впереди была пора нэпа, с ее скороспелыми миллионщиками, воротилами, барышниками, воспрянувшим кулачьем. Таких мелких дельцов, как Савелий, можно было встретить в каждом селе и рабочем поселке: ловкие, оборотистые дельцы — крупные, средние, малые, — они бодро суетились вокруг своих прибыльных дел, прогорали, накапливали богатства, затевали аферы, снова прогорали, пока в определенный час революция не вытряхнула их из всех этих частно-коммерческих заведений.

Почти каждый раз, заходя к Илье, мы заставали Савелия дома.

— Ну как? — спрашивал он, вскидывая голову и сдвинув брови. — Что слышно?

— Ничего. Все по-старому, — отвечал я.

Он ходил по комнате резкими тугими шагами, комкал, грыз папиросу, посвистывал в кулак. В тоне, каким он обычно разговаривал с нами, угадывалось сознание преимущества и силы. Впрочем, нас разделяла резкая черта, и он сознавал это. Иногда Фрол прямо называл его спекулянтом и чужаком. Савелий злился, сжимал кулаки, однако сдерживался и отвечал шуткой.

— Кто ж заставляет тебя, товарищ пролетарий, дружбу со спекулянтами водить? Ступай и танцуй на пустых полках! Нет, братец, мы не чужаки, мы — большая хозяйственная силенка!

Фрол неохотно вступал с ним в беседу и на его вопросы отвечал односложно.

— Бандиты, говорят, пошаливают, а? — спрашивал Савелий.

— Шалят.

— Плохи дела!

Обернувшись, он пристально смотрел на Фрола.

— А ведь голод опять начинается, милок?.

Фрол подходил к окну, смотрел на двор. На его щеках проступали белые пятна.

— Больше пряников пеки, — говорил он сумрачно. — Не будет голода.

— Шутник-человек!

За стеной в соседней комнате, обуваясь, стучал каблуками Илья.

Братья жили в одном доме, но редко бывали друг у друга; они встречались и расставались на крыльце.

Помолчав, Савелий продолжал спокойно: